Шарп был возмущен. Все, что он слышал об испанской армии, подтвердилось в эти минуты, когда он смотрел на батальон, марширующий по полю; оружие солдат было тусклым и неухоженным, понятие о воинском духе, казалось, этим воякам вообще не знакомо. Неожиданно Шарп подумал, что дорога до Мадрида может оказаться гораздо более долгой, если в качестве союзников они получат таких вот солдат.

Трубачи вдруг подали оглушительный сигнал, барабанщики забили в барабаны с новой силой, а потом наступила тишина.

— Ну и что дальше? — проворчал Хоган.

А дальше были речи. Уэлсли, тонкий дипломат, сбежал как раз в тот момент, когда испанский полковник вышел вперед, чтобы обратиться с приветственной речью к Южному Эссекскому. Официального переводчика не было, но Хоган, прилично говоривший по-испански, объяснил Шарпу, что полковник предлагает британским воинам возможность, совсем крошечную, разделить с испанскими солдатами одну из славных побед над врагом.

Великолепные испанские воины по подсказке своих офицеров принялись радостно вопить, в то время как Южный Эссекский по знаку сэра Генри приветственно взвыл в ответ. Оба командира отсалютовали друг другу, зазвенели фанфары, к ним присоединились барабаны, а потом появился священник на сером ослике и с помощью маленьких мальчиков в белых стихарях благословил батальон Санта-Мария на подвиг. При этом он демонстративно не включил язычников-британцев в свои молитвы, обращенные к Всемогущему.

— Как вы думаете, они станут сражаться? — спросил Хоган и достал свою табакерку.

— Одному Богу известен ответ на этот вопрос.

Шарп знал, что всего год назад испанская армия заставила сдаться двадцать тысяч французов, так что сражаться испанцы умели, если, конечно, правильно их организовать и поставить над ними хороших командиров. Но, глядя на этот полк, Шарп видел, что их союзники плохо организованы, а командиры вряд ли способны на что-нибудь, кроме высокопарных речей.

В половине одиннадцатого, пять часов спустя, батальон наконец надел ранцы и проследовал за испанцами по старому мосту. Шарп и Хоган шли впереди Южного Эссекского, сразу за весьма мирного вида арьергардом батальона Санта-Мария. Несколько мулов, нагруженных всем необходимым, чтобы испанские офицеры не испытывали никаких лишений в пути и на поле брани, неохотно брели вперед. Вместе с ними ехал священник, который постоянно оглядывался и нервно улыбался преследующим его вероотступникам, демонстрируя всем свой черные зубы. Однако самое странное зрелище представляли из себя три молодые женщины в белых платьях и с кокетливыми зонтиками в руках, верхом на великолепных конях. Они постоянно хихикали, поворачивались, посматривали на стрелков и были похожи на птичек, усевшихся на спины лошадей. «Весьма необычный способ идти на войну», — подумал Шарп.

К полудню колонна прошла всего пять миль и остановилась. Где-то далеко впереди прозвучал сигнал, офицеры, окутанные клубами пыли, проскакали вдоль рядов солдат, те сбросили ранцы и опустились на землю прямо на дороге. Все, кроме солдат, начали спорить и кричать. Священник, застрявший среди мулов, истерично завопил что-то офицеру на коне, а три молодые особы стали увядать прямо на глазах и принялись обмахиваться руками в белых перчатках.

Кристиан Гиббонс подъехал к голове британской колонны и уставился на красоток. Шарп поднял на него глаза.

— Та, что в середине, самая хорошенькая.

— Спасибо, — язвительно поблагодарил его Гиббонс. — Вы очень любезны, Шарп.

Он уже собрался двинуться вперед, когда Шарп схватил его коня за уздечку.

— Говорят, испанские офицеры просто обожают драться на дуэлях.

— Да? — Гиббонс одарил его ледяным взглядом. — Возможно, так оно и есть.

Он развернул коня и поскакал назад.

Хоган что-то кричал священнику по-испански — вероятно, пытался выяснить, почему они остановились. Священник улыбнулся ему своей чернозубой улыбкой и поднял глаза к небесам, точно хотел сказать, что на все воля Божья и с этим ничего не поделаешь.

— Вот проклятье! — Хоган принялся оглядываться по сторонам. — Проклятье! Неужели им не известно, сколько времени мы уже потеряли? Где полковник?

Симмерсон оказался неподалеку. Он появился вместе с Форрестом в сопровождении оглушительного грохота копыт.

— Что, черт возьми, тут происходит?

— Не знаю, сэр. Испанцы сидят. Симмерсон облизал губы.

— А разве им не известно, что мы спешим? — Все молчали. Полковник уставился на офицеров, как будто кто-нибудь из них знал ответ на его вопрос. — В таком случае нужно выяснить, что у них стряслось. Хоган, ты переведешь?

Офицеры уехали. Шарп разрешил своим людям сесть у дороги, где они и устроились, положив рядом ранцы. Испанцы, казалось, заснули. Солнце стояло высоко в небе, и от дороги поднимался удушливый жар. Шарп случайно коснулся дула своего ружья и тут же отдернул руку — так раскалился металл. По шее у него стекал пот, а солнце, отражавшееся от металлических украшений на форме испанских пехотинцев, слепило глаза. Женщины медленно направились к голове колонны, одна из них обернулась и кокетливо помахала рукой стрелкам. Шарп послал ей воздушный поцелуй, а потом они пропали из виду, и пыль осела на чахлую траву, растущую у дороги.

Прошло пятнадцать минут, затем, переговорив с испанским полковником, вернулись Симмерсон, Форрест и Хоган. Сэр Генри был недоволен.

— Черт бы их побрал! Встали до конца дня! Шарп вопросительно посмотрел на Хогана. Инженер кивнул.

— Все точно. Там есть гостиница, офицеры в ней расположились.

— Проклятье! Проклятье! Проклятье! — Симмерсон изо всех сил колотил кулаком по седлу. — А нам-то что делать?

Офицеры начали переглядываться. Решения должен был принимать Симмерсон, поэтому никто не ответил на его вопрос, однако всем было ясно, что следует делать.

Шарп посмотрел на Харпера:

— Стройтесь, сержант.

Харпер начал выкрикивать приказы. Испанские солдаты, чей отдых был нарушен, удивленно смотрели на стрелков, которые поднимали с земли ранцы и строились в колонну.

— Штыки, сержант.

Приказ был отдан, и из ножен появились длинные клинки штыков с медными ручками. Двадцать три дюйма в длину, острые как бритва, они отражали слепящие лучи полуденного солнца. Симмерсон опасливо поглядывал на оружие.

— Что, черт подери, ты задумал, Шарп?

— Единственное, что можно сделать, сэр. Симмерсон посмотрел направо, налево, на Форреста, потом на Хогана, но в их намерения не входило ему помогать.

— Ты предлагаешь просто идти дальше, Шарп? «Это ты должен был предложить», — подумал Шарп, но ничего не сказал, только кивнул.

— Разве вы не собирались отдать такой приказ, сэр?

Симмерсон не знал, какой приказ собирался отдать. Уэлсли довольно внятно объяснил ему, что им следует торопиться, хотя при этом настоятельно советовал не обижать вспыльчивых союзников. А если мост уже занят французами?