Мне чрезвычайно привлекательна эта особенность моей очарованной родины, где люди живут так же упрямо и терпеливо, как и деревья в их бескрайних лесах: кряхтят в грозы, поскрипывают морозными ночами, запасливо прогреваются впрок под любым (даже и обманным) теплом — живут себе, пока все вокруг леса изводятся под корень…

Так здесь воспринимают любую власть — так поначалу терпели немцев, так приняли возвернувшийся строй, так глядят и на власть нынешнюю… В общем, в дружной семье советских народов мои земляки жили одними со всеми несчастьями, но несколько наособняк. “Да здравствует советская власть!” — восторженно ликовала Россия. “Хай живе радянська влада!” — аукалась Украина. “Няхай жыве радзяньская улада!” — соглашалась (а куда денешься?) Беларусь. Без власти ведь никак, так что — няхай сабе. Ни душевных проклятий, ни сердечных восторгов, и всем опытом предков нажитое мудрое отстранение и от власти вообще, и от любого начальства со всеми его чаяниями, чадами и домочадцами.

За оградой собственного дома Серега попадал в эту полосу отчуждения.

— Пропал бы без нас Серега — хорошо, что мы его подобрали, — совершенно правильными словами встретил меня Тимка, не прекращая играться китайским фонариком на круглых батарейках.

Еще в прошлом году из Китая к нам в страну посылали такие вот фонарики, красивые термосы в цветах и птицах, очень нужные для жизни и спорта кеды и дружбу навек, но до нашего поселка доходила одна только дружба, а все остальное продавалось в районном центре. Теперь же ни из радио, ни из телевизора никакой дружбы не слышно, а слышно только, что у них по всей стране ревизионизм, и, значит, магазины закрыты точно так же, как и у нас, когда вывешивают табличку “ревизия”, и уже нипочем не дождаться от них ни кедов, ни фонариков. Лично мне фонарик и не нужен — фонарик у меня дома есть, но батарейки в нем сдохли, потому что я с этим фонариком читал под одеялом, когда матушка совсем уж свирепо требовала, чтобы я выключал свет.

— Где взял? — спросил я, кивая на фонарик.

— У Сереги — ему без надобности: его же ночами спать заставляют.

— А где он?

Мы готовились начать запланированные позавчера раскопки и ждали Серегу, который обещал принести настоящую саперную лопатку.

Почти неделю мы упорными кротами вгрызались в затянувшиеся с войны траншеи. Нарыли несколько горстей ржавых патронов и спешно перебрались в лес за нашей стороной поселка, потому что всю школу взбудоражила новость, что взрослые пацаны именно в этом лесу отрыли целый ящик настоящих винтовок. Винтовки сразу же конфисковал дядя Саша и долго еще допрашивал копателей, но все это нас не останавливало, а только будоражило. “Как новенькие, — пересказывали друг за другом старшеклассники, и мы ловили их разговоры растопыренными ушами. — В заводской смазке”.

О ракетах забыли почти все искатели, тем более что несколько совершенных уже запусков самодельных ракет закончились одним только шипением и верчением по земле раскуроченных велосипедных насосов. Теперь искали оружие, мечтая о собственных пистолетах и автоматах.

Мы забирались подальше от конкурентов, с головой закапываясь в землю и фантазии о пистолете за пазухой. Это безумие продолжалось около месяца, до самого почти окончания третьего класса.

Мы сидели километрах в пяти от поселка, на склоне густо поросшего ельником холма, и подсчитывали свою добычу. Ничего желанного мы не нашли — даже гранат, которые, по словам Тимки, лучшее средство для рыбной ловли. В арсенале у нас накопились две кастрюли, которые по-правильному назывались противотанковыми минами, один снаряд и несчитаная горка патронов. Пора было начинать выковыривать или, как говорили старшие копатели, вытапливать из всего этого добра тол для ракет, но было страшно. Этого мы очень старались друг другу не показать и даже не говорили о подорвавшемся на прошлой неделе однокласснике.

— Я думаю, что никуда эти ракеты не полетят, — начал издалека Серега. — Там надо взрывчатку совсем не из снарядов.

— Ясный пень, — согласился Тимка.

— Может, там из атомной бомбы тол? — предположил я.

— Скорее всего, — подумав, согласился Серега. — Иначе в космос уже давно бы раньше взлетели, а раз взлетели после атомной бомбы, значит, и тол оттуда.

— Тогда кончаем копать, — обрадовался Тимка. — Если узнаем, что где-то точно есть пистолеты, начнем заново. Только это добро куда?

— Организуем фейерверк.

Мы радовались освобождению от раскопок, будто раскопки эти не мы же сами для себя и придумали. У подножья холма мы развели костер и залезли наверх, чтобы осмотреться и убедиться, что нигде никого.

С другой стороны холма тянулся забор из железной сетки, за которым располагалась какая-то радиостанция. На самом деле толком никто не знал, что там располагалось, но взрослые называли это место радиостанцией, а некоторые говорили, что с помощью этой станции можно переговариваться с космическими ракетами, и Гагарин все свои слова из космоса говорил сюда, а уже отсюда его слова передавались в Москву и на весь мир. Там за забором стояла высокая серебристая вышка в окружении аккуратненьких домиков, в которых обитали улыбчивые молодые люди в спортивных костюмах…

В огне костра давно поджаривался весь наш боезапас, но фейерверк все не начинался. У каждого уже все тело позатекало без движения в узком, нами же разрытом окопе. Тимка осторожно выглянул и сообщил, что ферверка не будет.

Костер догорал, и наши трофеи лежали там мертвыми закопченными железяками.

— Айда отсюда, — предложил Серега. — Еще успеем искупнуться на озере.

— Может, обменяем с кем что нашли, — остановил нас хозяйственный Тимка. — Не пропадать же добру…

— Ага, а потом дядь Саш затаскает — не обрадуешься, — разумно напомнил Серега.

— Ладно. — Тимка согласился, но очень сомневающимся голосом.

Мы засыпали-забросали костер и пошли прочь. Долбануло, когда мы отошли метров на´ сто. Оглянувшись, мы увидели, как медленно оседает холм, вздыбленный взрывом.

— Айда за мной! — скомандовал Серега, и мы полетели за ним не чуя ног и хлестающих веток, сначала удивляясь, что летим не в сторону поселка, а в лесную чащу, но тут же соображая то, что Серега сообразил раньше: наши односельчане сейчас уже мчались-неслись-ехали-добирались к взорвавшемуся холму, и лучше было с ними не встречаться.

Через пару часов мы вернулись на место преступления, где собрался, как нам показалось, весь поселок. Вместе с остальной детворой мы шмыгали между возбужденными односельчанами, чутко улавливая все их пересуды. Озабоченные парни с радиостанции властно оттесняли народ от воронки. Люди с облегчением прекращали переживать за своих паршивцев, которые могли здесь подорваться, и таинственным шепотом сообщали друг другу все новые подробности о шпионах, которые устроили диверсию против стратегического объекта, но не рассчитали мощность заряда, благодаря чему объект чудом уцелел.