– Что с ней стало? Она жила здесь?

– Да, но не долго. Я не обижал ее и не держал силой. Она просто ходила как тень… а через месяц повесилась.

– Умерла?

– Нет, я вернулся в тот день рано, и вытащил ее из петли.

– Ты… был с ней? Ну я имею в виду как с женщиной, – уточнила крылатая бестия.

– Ну, она пару раз пыталась. Даже залезла однажды в мою постель. С ее стороны это был настоящий подвиг!

– И как?

– Боюсь я не порадую тебя подробностями, – Кузнец грустно усмехнулся. – Нет… тогда я не познал плоти. Сложно приласкать женщину, которая скрипит зубами от боли.

Кузнец замолчал.

– Что же стало потом?

– А потом, она стала жить там, в поселке. Люди, хоть и с опаской, но приняли ее в свой круг. Теперь все нормально.

– Почему ты не оставил себе женщину? – удивилась Сольвейг.

– Думаешь, легко жить с тем, кто убил родных братьев? Пытаться его ублажать сквозь слезы? И потом, я тоже не железный. Я сильный мужчина, она – красивая женщина. Это могло плохо кончиться.

– Я тебя поняла. Но меня бы это не остановило, – констатировала она.

– Временами, я жалел об этом. Но рад, что поступил так. Хотя… встречаю ее иногда, и дурные мысли всплывают в голове.

– А что было дальше?

– Ну, прошло семь лет, я встретил странного старика, подавшего мне шальную идею. А дальше ты знаешь. Встреча в поле и все что было дальше….

– Я с трудом верю в то, что ты рассказал. Особенно после того, как ты обошелся со мной. А еще больше я не понимаю, зачем мне все это знать!?

– Как бьется мое сердце? – спросил он, сильнее прижав ее ладонь к своей груди.

– Оно бьется спокойно. Но при чем тут это?

– Когда я нашел отца, оно отчаянно рвалось наружу. Но, когда я убивал тех людей… оно билось так же спокойно, как и сейчас.

Кузнец молча встал, взял с камина шкатулку и протянул ей. Внутри лежал длинный, грубо сработанный кинжал с обломанным кончиком. Лезвие его сохранило остатки засохшей крови. Она попробовала его на язык и содрогнулась.

– Очень странная кровь… как у тебя.

– Он пришел из далека, я же говорил…

– Я убивала белокурых людей с голубыми глазами, – огрызнулась она. – Говорю тебе, это странная кровь!

– Теперь ты знаешь кое-что и обо мне, – Арон забрал кинжал и убрал на место.

– Да, только зачем мне это? – повторила она свой вопрос.

Арон наклонился к самому ее лицу:

– А за тем, чтобы ты знала другую сторону медали! Убиваешь ты за правое дело, из мести, или забавы ради – разницы никакой! Кровь цвета не меняет. Умереть просто… Вопрос в том, как жить?

– И как же? – усмехнулась рыжая бестия.

– В мире, – и глазом не моргнул он. – Как богом дано.

– Ты сам в это веришь? – взревела она. – Напомнить кто я?!!

Она кинулась на кузнеца, сбив его с ног и подмяла под себя. Сжав его что есть силы, она выгнулась и осклабила зубы…

– Вспомнил, или сломать тебе кости?!

– Значит так ты хочешь прожить… безмозглым животным, сидя на цепи?

– Этого не будет! – яростно прошипела она, переходя на свист, и, наотмашь, ударила его кулаком. Длинная ссадина медленно проступила под его глазом. Веко дрогнуло, и нечаянная слеза скатилась по щеке…

– Хм… проснись! Мира он захотел!

Какое-то время кузнец с грустью смотрел на нее, потом, отвернулся. Больше он ни сказал ни слова. Когда поток брани и сомнительных аргументов иссяк, она, наконец, слезла с него. Он медленно встал, с хрустом расправив плечи, взял шкатулку с камина и ушел…

– Слабак! – кинула она ему вслед. – Бесхребетный тюфяк! Ты – пища для таких как я!!!

Ночь была долгой. Ей снились людские тела, догорающие в костре, седовласый старик, с серпом в руках и молодой кузнец, роющий мечом могилы. Только волосы его были белыми, а глаза синими. Но, это точно был он. А вокруг стояли такие же беловолосые люди. Каждый с лицом кузнеца, от млада до велика. Их было ровно тридцать, по числу его лет. И каждый держал что-то в руках. По одному предмету из его комнаты.

Она же была одета в сияющую сталь и в руке ее был меч. Почувствовав рукоять в ладони, она ощутила уверенность и силы, бурлящие вулканом внутри. Было по -настоящему хорошо! Солнце играло на острых гранях… крылья не болели, а доспех совсем не тянул к земле….

Но, вдруг, что-то изменилось… теперь все они смотрели на нее. Меч резко потяжелел, и она увидела на нем кровь… Кровь была везде… на ее руках, на лице, брызгами был покрыт весь доспех, а ноги запачканы по щиколотку. В глазах каждого из стоявших читалось разное. Кто-то был зол, кто-то растерян, кто-то грустил… Алые пятна проступили сквозь их робы, окрашивая одного за другим. Они трогали себя, не понимая, что же это, смотрели на свои руки, испачканные в крови, и валились замертво наземь.

– Это не я…. Нет! Это не я! – шептала она. – Я не могла… нет! Я не хотела…

Но они падали и падали, словно костяшки домино, а меч становился все тяжелей и тяжелей… Сольвейг держалась за него как за спасительную соломинку, пока не разжались пальцы. Она пыталась поднять его, вырвать из сырой земли, но корни деревьев оплели его клинок. А потом, ратный меч превратился в прах…. рассыпался на глазах в рыжую труху. А люди лежали на земле, медленно умирая и взгляд каждого из низ был обращен к ней.

– Но это не я! – хрипела она оправдываясь. – Я не делала этого!!!

Дева кинулась к кузнецу, который копал могилу, но он не услышал ее. Его израненные руки горсть за горстью выгребали землю из ямы… Он снова брался за меч, и остервенело вонзал его в вязкую сырую землю. Она пыталась дотянуться до него, но не могла… убегала прочь, но каждый раз возвращалась на то же место. А он все копал и копал, а на локте его проявлялись свежие кровавые шрамы… Земля была грязна, но руки его оставались чисты, хоть и кровоточили… а одежда его – белоснежна.

Сольвейг заглянула в яму, и голова ее закружилась. Кузнец стоял по колено в крови. Но когда он наклонялся, она уходила в землю, не оставив от себя и следа… Ноги подвели ее, стали ватными, и она полетела вниз, беспомощно хлопая крыльями. Теплая бурая жижа поглотила ее.