Я кивнул и приложился снова, хотя вкус был такой отвратительный, что лишь опьянение и могло его оправдать. Мы посидели в молчании. В соседней комнате таинственно ворчала шеренга реторт.

– Как продвигаются ваши исследования?

Он потупил взор.

– Они приближаются к завершению.

Я понял, что он имел в виду, и удивился легкости, с какой он это произнес. Но ведь ему за шестьдесят, а мне еще нет и тридцати. Поэтому неудивительно, что мой голос звучал не так уверенно.

– Боюсь, что мои дни также сочтены. Против меня замышляют недоброе. – Колеблясь, я помял пальцами виски. Ди сделал мне знак продолжать. – Мне предлагают сдать Рэли Совету в обмен на документы, свидетельствующие против меня. – Старик снова кивнул. Его спокойствие взбесило меня, и я процедил: – Непохоже, чтобы вас это удивляло.

– Нет ничего удивительного, если люди, которые рискуют жизнью по роду профессии и ищут новых опасностей, вдруг обнаруживают, что грозят смертью друг другу. Рэли уже был здесь по тому же делу.

Я и пожалел, и обрадовался, что мы разминулись.

– Что вы решили? – спросил я.

Ди заговорил мягким голосом:

– Мое влияние покинуло меня вместе с удачей. Мы вступаем в новый век, и я могу предложить лишь наставничество. Я дал совет Рэли и тебе дам тоже. Заключите договор через меня.

– Легко сказать. Я не хочу смерти Рэли, но, если приходится выбирать между его жизнью и моей, я не стану сомневаться.

– Он сказал то же самое.

– Тогда нам не договориться. Если я не сдам Рэли, я погибну.

Ди печально улыбнулся:

– Попробуй сдать его. Даже если получится, ты погибнешь. Рэли позаботится об этом.

– То есть я умру в любом случае?

– Могу только сказать, что Рэли не потерпит предательства. Подписывая показания против него, ты подпишешь себе смертный приговор. Решись оставить его в покое, и, если с тобой случится беда, он дарует тебе бессмертие.

Я оглядел комнату – все эти склянки, книги, снадобья и странные инструменты, которые Ди использовал в своем знаменитом искусстве. Я засмеялся.

– Старик, я не желаю быть бессмертным, как пылинка или дымок. Да и ангелом твоим быть не хочу. – Я улыбнулся. – Боюсь, крылья мне не пойдут.

Ди нетерпеливо потряс головой:

– Ты фосфоресцируешь невежеством. Как я могу обессмертить тебя? Я сказал, он предлагает тебе бессмертие. Рэли. Он предлагает сделку. Ты клянешься не подписывать показания, он обещает не трогать тебя. Он не может устранить твоих врагов, но преклоняется перед твоим талантом. Заключи с ним договор, и он не причинит тебе зла. Если ты умрешь, твои труды переживут твою смерть и эти беспокойные времена. Они увидят будущее.

– Рэли не может обещать этого. Мои труды умрут вместе со мной.

– Нет. На время они могут казаться утраченными, но всегда найдутся люди, которые знают цену поэзии. Мы будем поддерживать среди них твое пламя и, когда придет время, возродим твою славу. Я гарантирую: если ты оставишь Рэли, пусть даже это будет стоить тебе жизни, люди узнают о гении Кристофера Марло. Через четыреста лет и позже они будут ставить твои пьесы. О тебе напишут книги. В самом деле, – Ди снова улыбнулся, – разве это не единственное бессмертие, которое ты признаешь?

* * *

Темнота уже рассеивалась, когда я ушел от Ди, но река в свете зари выглядела не лучше, чем ночью. Я задумался, каково было бы утонуть, затем – о Рэли и его россказнях о странствиях по Новому Свету.

Однажды вечером, когда в табачном дыму наша беседа сползла от науки к воспоминаниям, он рассказывал, как из пучины вынырнуло зеленое раздутое тело утопленника. Вероятно, он упал с другого судна, хотя Рэли думал, что до него ни один корабль не достигал этих нехоженых вод. Мертвец подпрыгивал на гребнях волн, круглый и непотопляемый, как надутый бычий пузырь. Капитан приказал команде снова утопить проклятого, но суеверные моряки увидели в том дурное предзнаменование и отказались подчиняться. Дошло чуть ли не до мятежа. Капитан отступил, и утопленник, пойманный в кильватер, следовал за ними еще с полдня, равномерно, словно кувалдой, ударяя головой в борт, пока не затерялся где-то в полной ужаса ночи.

Я спросил Ди, что он знает о Тамерлане. Тот устремил взгляд в пустоту:

– Если бы Келли был здесь, он погадал бы нам на кристаллах. Наверняка бы выяснил, кто твой враг.

Я покачал головой:

– Я больше доверяю твоей мудрости. Ты слышал все, что я знаю. Что думаешь об этом?

– Говоришь, этот человек пытается писать в твоем стиле? Стиль записки – твой, ты говоришь?

– Именно что пытается. Стиль хуже моего, но ритм тот же, что в моих пьесах.

Ди усмехнулся:

– Ты самодоволен даже in extremis.[4]

Он положил руки на стол и поднял голову. Его взгляд стал рассеян, губы плотно сомкнулись. Пламя свечей дрогнуло. Глубокие тени пролегли на лице мага, под кожей, белой, как смертная маска, обозначились контуры черепа. Мгновение мы сидели в тишине, затем он заговорил своим мягким голосом. Валлийский акцент звучал явственнее. То и дело он запинался, подбирая слова:

– Человек, возведший поклеп на тебя, восхищается тобой, даже раскручивая колеса, которые тебя раздавят… Прячась под покровом твоего создания, он приблизился вплотную к тому, чтобы стать тобой… Он бы хотел быть Марло, но, пока жив сам Марло, он будет прикрываться самым безжалостным из твоих героев. Или, возможно, тем, кто ему кажется более похожим на тебя… Здесь смешались ревность и любовь. Твой враг Тамерлан – тот, кто хочет быть тобой и хочет убить тебя… и тем призывает собственную смерть.

– Назови его имя! – потребовал я.

Ди очнулся от транса, бодрый и отдохнувший.

– Откуда мне знать? – резко сказал он. – Только ты можешь знать, кто Тамерлан.

И вдруг я понял, что действительно могу.

* * *

У Слепого Ворчуна было темно и тихо, как в склепе. Входя, я окликнул его, ожидая услышать вместо эха рык Гектора, но никто не отозвался, кроме колокольчиков, что негромко позвякивали под потолком. Стараясь не наступить на ловушки, я прошелся вдоль книжных полок, мимо пустого кресла старика. Я обнажил против темноты и тишины меч, хотя проколотая рука саднила. Недолго поколебавшись у двери в комнату Ворчуна, я широко отворил ее. Старик из Тайного совета был прав. Смерть бывает разной, кто бы ее ни принес. Пес распластался на полу с перерезанным горлом, но ему повезло больше, чем хозяину. Старик был утоплен в собственной крови – она залила всю кровать, ту самую, где сидели мы с Блейзом всего пару дней назад. Убийца играл с Ворчуном. Следы острого лезвия спускались по щекам от глаз старика, как кровавые слезы. Рот был разорван и напоминал улыбку арлекина, а скулы покрыты сетью царапин наподобие нарумяненных щек лицедея. Я вздрогнул при мысли, что в этой пытке Ворчун нашел свою несправедливую судьбу, погибнув за слухи о золоте. Взбешенный, я взмахнул здоровой рукой и опрокинул один из книжных шкафов.