Они с трудом перевалили тело в ялик.

— Дядя Коля, я на носу, ладно? Я боюсь с ним рядом.

— Запрыгивай. Бульбик, на место! На место, кому говорят!

Пес нервно бегал по берегу, но в лодку лезть не хотел.

— Ну, и шут с тобой! — рассердился Дядя Коля и взмахнул веслами.

Тогда Бульбик прыжком ухнул в воду, навалился лапами на борт. Ялик опасно накренился, у дяди Коли вырвались слова, каких Варя от него прежде не слышала.

Она еле втянула пса в лодку за ошейник.

В благодарность Бульбик немедленно отряхнулся, окатив ее дождем брызг.

— Зараза ты, Бульбик.

Варя смахнула с лица горькие капли.

* * *

В лагерь добрались, когда уже совсем стемнело. Оно было и к лучшему.

Варя побежала за Владом и нашла его в столовой, в обществе Кости и Маринки. Раскидав на столе кучу графиков, он делал вид, что проводит совещание.

За соседним столом компания отдыхающих играла в карты. Джемайки нигде не было видно.

Маринка весело подмигнула Варе, но улыбка сразу завяла.

— Влад, выйди на берег. Там Эдик… Эдика привезли.

Наверное, надо было сообщить это как-то иначе, но нервы подвели. И еще Варя ничего не могла поделать с собственным лицом.

Влад, а за ним Костя с Маринкой молча выскочили из столовой. Варя на подгибающихся ногах поплелась за ними.

Кто-то подхватил ее под локоть.

— Варя, вам нехорошо?

Вскинув глаза, Варя увидела Наталью и даже не удивилась.

— Спасибо, все нормально. Просто… — она запнулась, — мы на лодке каталось, и меня замутило. Морская болезнь, знаете.

Мне надо лимон… извините.

Она выдернула локоть и свернула в кухню.

Варя не знала, зачем соврала, все получилось «на автомате»

О гибели Эдика Влад сообщил в город по радиотелефону сразу. Тело решили не переносить в палатку, оставили в ялике, прикрыв брезентом. Костя отвез дядю Колю на ферму на эдиковой «галоше».

А утром на остров явилась полиция. Сине-желтый катер торчал у пирса, притягивая взгляды всего лагеря, так что о соблюдении секретности нечего было и думать. Но суровые служители закона о секретности не заботились, наоборот.

Двое, прихватив Варю, отплыли на ялике в сторону гребешковой фермы, третий устроился в столовой и учинил опрос всем обитателям лагеря. Четвертый со скучным лицом бродил вдоль берега и совал нос в кухню, где Маринка в нервах готовила обед.

Полицейский раздражал ее страшно, тем более, что они с Варей не успели решить — рассказывать про свое расследование или не стоит.

Вечером было не до того, все обсуждали гибель Эдика и на разные лады гадали, что теперь будет с лагерем. Может быть, вообще закроют — после такой череды несчастий?

Влад решил срочно связаться с Ефимом Петровичем, владельцем лагеря, с пятой попытки дозвонился.

Отошел в темноту, прижимая трубку к уху, вернулся мрачней тучи.

— Шеф приказал: работать в обычном режиме. Вернется в город — распорядится насчет дополнительных инструкторов. Я пока за коменданта.

И отправил девушек спать. Сами они с Костей, кажется, всю ночь по очереди дежурили возле пирса.

Маринка с Варей этому ни чуточки не удивились. Джемайка… сложно было понять, что она по этому поводу думает. Маринка, правда, заметила, как Джемайка остановилась рядом с Владом и что-то ему доказывает, но тот резко махнул рукой и отвернулся.

* * *

А теперь вот явились представители закона. Но какие-то они несимпатичные, совсем не то, что в сериалах. Маринке не понравилось, как с нее снимали показания — голос у полицейского суше, чем кукуруза, взгляд недобрый.

Когда Маринка робко заикнулась «я думаю», он резко прервал ее и сообщил, что думать ей ни к чему.

А с Варькой он как разговаривал? Словно та сама Эдика в море утопила и не признается! Хорошо, что Варька не одна тело обнаружила, а с дядей Колей, а не то, как пить дать, засудили бы! Им запросто!

Вот опять в дверях маячит чучело, чего ему тут надо, а?

Окончательно рассердившись, Маринка схватила тряпку и принялась сметать со стола крошки в сторону непрошенного визитера.

* * *

После обеда (из трех блюд с компотом) полицейские уехали, и лагерь «Новые робинзоны» зажил по-прежнему.

Влад сообщил, что следствие установило «несчастный случай» и настоятельно просил туристов не шарахаться по острову без сопровождения, по скалам не ползать и вообще соблюдать правила безопасности.

С тем и разошлись.

— По крайней мере, мы с тобой не уволены. — сказала Варя, когда они с Маринкой устроились на своих любимых камнях.

— Это цинизм? — удивилась Маринка.

— Нет, это Карнеги. Ну, у него есть такой постулат, насчет лимона и лимонада. Конечно, мы Эдика не любили.

— Покажи мне, кто его любил?

Варя вздохнула.

— Понимаешь, если судить с точки зрения детектива… там всегда смотрят — кому выгодно?

— И что?

— А то. Получается, это мы с тобой Эдика… Того. Может, в нас живет по второй личности, которые действуют, а мы не помним?

— Вот еще! За себя говори, во мне никакой личности, кроме меня любимой нет! — возмутилась Маринка. — И потом, твоя личность из Владика на остров перелететь не смогла бы, ни первая, ни вторая! А моя личность на кухне впахивала, не разгибаясь!

— Да, это утешает.

— Кстати, ты мне про поездку ничего толком не рассказала. Ты Михаила видела, или он встречаться не захотел?

— Почему, встретились. Он накормил меня в шикарном кафе и катал на шикарной машине.

— И… что?

— А ничего. По ходу, он не поверил. Правда, простыню забрал, обещал экспертизу сделать. Но это так…

И Варя передала подруге разговор с адвокатом.

— Похоже, никто нам не поможет. И полицейские какие-то левые, полдня возились, кучу протоколов составили, а толку? Такое впечатление, что им главное — бумажки составить. Я сперва думала, что-то расследуют, а они только щеки надували, — добавила Варя печально.

— Ну да, я тоже думаю — сказать им? — подхватила Маринка, — а потом думаю — лучше не надо. Что же мы теперь будем делать? Прекращаем расследование?

— Нет! Теперь — ни за что! — отчеканила Варя. — Да, Эдик был скверный. Но Светлана — просто глупая дура, а Людмила вообще ни в чем не виновата! А их убили, понимаешь? Этот гад людей, как комаров, хлопает! Мы должны его разоблачить, понимаешь? А потом… не знаю, пойду в газету, в прокуратуру, да куда-нибудь! В интернете всю историю выложу, и с настоящим именем! И пусть меня потом за клевету судят, а я на суде правду скажу, и все узнают!