И вот, к ее огорчению, перед ней сидит мужчина, явно довольный жизнью и не лишенный утех, которые способна дать только женщина.

Канеда решила сменить тему. — А не возвратиться ли нам в школу?

— Незачем торопиться. Давайте посидим еще — в комнате, которую вы наверняка найдете более уютной.

С этими словами он встал и, покинув стоповую, повел Канеду вовсе не в тот салон, где они недавно были.

Коридор привел их к двери, за которой оказалась, с ее точки зрения, весьма интригующая комната — таких девушке видеть еще не приходилось.

Небольшое округлое помещение, по-видимому, располагалось в одной из четырех башен, возвышавшихся по углам замка.

Окна здесь выходили на три стороны, у четвертой стоял уютный диван с шелковыми подушками, на который герцог предложил Канеде сесть.

По она застыла возле окна, наслаждаясь удивительной панорамой, и чем дольше смотрела, тем длиннее казалась ей серебристая лента реки.

Канеда постояла некоторое время, ощущая на себе изучающий взгляд герцога.

— Ну, — спросил он наконец, — вы еще желаете побыть на луне или уже готовы вернуться на грешную землю со всеми ее заботами?

— В настоящий момент у меня таковых просто нет.

— Тогда, можно сказать, вам везет.

— А какие трудности у вас? — Канеда отвернулась от окна и посмотрела на герцога.

— Собственно, никаких. Не могу только понять — реальное вы существо или продукт моего воображения.

— Заверяю вас — я совершенно реальна.

— И не похожа на всех, кого мне приходилось встречать, — продолжил ее фразу герцог. — Возможно, я и ошибаюсь, но мне кажется, что нынешнее ваше обличье может оказаться ненастоящим.

Канеда вздрогнула.

— Почему вы так решили? — торопливо спросила она.

— Предположим, что жизнь на луне сделала меня чувствительным к людям. Инстинкта своему я доверяю больше, чем ушам.

И вдруг не задумываясь, потому что они Упоминали уже Шекспира, Канеда процитировала:

Любовь — та не глазами, сердцем выбирает[15].

Выпалив эти слова, она покраснела; незачем было вспоминать про любовь, однако отступать уже некуда.

— А вот и самое расхожее слово во всем французском языке, — прокомментировал герцог. — L'amour! Я все ждал, когда мы наконец доберемся до него.

— Вы прекрасно знаете, monsieur, что я имела в виду вовсе не это, — не скрывая досаду, сказала девушка. — Я просто вспомнила «Сон в летнюю ночь».

— Я знаю это, — ответил герцог, — и подумал, что мне, наверное, следовало бы процитировать ту же самую пьесу, когда вы расспрашивали меня о моем одиночестве. Конечно, вы помните эти строчки, которые кончаются:

Цветет, живет, умрет — все одинокой[16].

Это прозвучало как вызов, но Канеда все же не могла бы сказать, что одиночество герцога вызвано безумием жены. Разговор принимал неприятный оборот, и, отойдя от окна, она опустилась на диван.

— Теперь мне пора ехать, — промолвила она совершенно другим тоном. — Нам с Беном предстоит долгий путь.

— Я уже предлагал вам погостить у меня! — напомнил герцог.

«Без компаньонки». Эти слова едва не сорвались с губ Канеды. Не исключено, что, услышав нечто подобное, герцог сочтет ее идиоткой.

Какие могут быть компаньонки у девицы из цирка?

Тем не менее, подумав, что пребывание у герцога будет занятным и поможет ей продвинуть задуманное депо, Канеда попыталась представить, чем оно может закончиться для нее.

Впрочем, она немедленно уверила себя В том, что вполне способна постоять за себя.

Она ясно сознавала, что пребывание в замке без мадам де Гокур ужасно рассердит Гарри; безусловно, и мать тоже не одобрила бы подобной выходки.

Но ведь она именно этого и добивалась — чтобы герцог пригласил ее; и теперь, достигнув цели, глупо было отодвигать тот миг, когда она могла бы преподать ему короткий и чувствительный урок, а потом оставить — безутешным, как она надеялась, до конца его дней.

«Встречаясь с ним только в светлое время суток, я лишь отодвигаю срок выполнения собственного плана, — думала про себя Канеда. — Герцог будет у моих ног, как лорд Уоррингтон и все остальные мужчины».

Словно прочитав эти мысли по ее глазам, герцог сказал:

— Видите ли, я не привык, чтобы к моим приглашениям относились с подобной осторожностью.

— Не знаю, как решиться на то, чтобы сказать «да» или «нет».

— Ответ очевиден! — возразил герцог. — Люди, которым я предлагаю свое гостеприимство, обычно с восторгом принимают его.

— Рада, если показалась вам отличной от них.

— Я буду очень разочарован, если подобное отличие заставит вас отказать мне.

Канеда опустила глаза, прикрыв их темными ресницами.

— Мне только хотелось бы знать, monsieur, чего вы ждете… от своих гостей… занимая их?

Видя ее нерешительность, герцог с улыбкой ответил:

— Лишь того, чего хотят они сами. Я не вурдалак и не варвар.

Канеда облегченно вздохнула.

— Учитывая это заверение, monsieur, я с восхищением принимаю ваше предложение.

— Тогда мы сделаем так, — сказал герцог. — Пусть ваш человек съездит за необходимой одеждой. Он может воспользоваться одной из моих карет и если не замешкается, то вернется вовремя, чтобы вы могли блистать за обедом.

— Попробуем так поступить, — обрадовалась Канеда. — Ну а сейчас я мечтаю прокатиться на вашем коне, ведь вы обещали мне.

Герцог открыл перед ней дверь, и Канеда вернулась в спальню, чтобы надеть шляпку для верховой езды.

Поглядев на себя в зеркало, она ужаснулась: представить только, что сказал бы Гарри, знай он о ее предприятии!

Но потом она здраво рассудила: чего глаз не видит, того сердце не ведает.

Брат и не узнает о ее выходке. Она только скажет, что отомстила герцогу, — как и задумала еще перед отъездом во Францию.

Но следовало считаться и с мадам де Гокур. А посему Канеда подошла к секретеру стоявшему в уголке и, выбрав чистый листок без названия замка, торопливо набросала письмо.