— Если ворота будут открыты для меня, я больше не стану рисковать.

— Мне незачем говорить вам, мадемуазель, что ворота школы всегда открыты для вас, кроме времени занятий офицеров. Канеда удивленно подняла брови. — Поймите, мадемуазель, — пояснил герцог, — мягко говоря, вы будете отвлекать их.

Канеда слегка усмехнулась.

— Уж и не знаю, monsieur, льстите вы мне или наоборот. Однако обещаю, что недолго буду служить помехой для ваших занятий. В этих местах я всего лишь проездом.

— И куда же вы направляетесь?

Канеда взмахнула рукой.

— Еще не знаю. Скажем так: я знакомлюсь с Францией.

— Неужели вы здесь впервые?

— Да!

— И это при том, что ваша мать француженка.

— Мы жили в Англии, в бедности.

Это, во всяком случае, было правдой, а Канеда решила лгать как можно меньше и уже поэтому назвалась своим именем.

Она еще не забыла слова, которые когда-то слышала от отца:

— Тот, кто лжет, должен делать это правдоподобно, не слишком далеко отклоняясь от истины.

А мать возмущенно воскликнула:

— Джеральд, ну как можно говорить подобные вещи ребенку? Ты же прекрасно знаешь, что лгать нельзя ни при каких обстоятельствах!

— Нельзя прожить целую жизнь, говоря одну только истину по каждому поводу, — возразил отец. — Нет на свете человека более неприятного и возмутительного, чем тот, который выкладывает тебе всю правду, утверждая, будто делает это ради твоего же блага.

— Ты знаешь, что я говорю вовсе не об этом, — сказала миссис Лэнг. — Я ненавижу ложь как таковую и хочу, чтобы Канеда говорила правду, невзирая на любые последствия.

— Ты такая хорошая, и я люблю тебя, моя дорогая, но Канеда со временем поймет, что иногда легче «держать паруса по ветру».

— Не слушай отца, Канеда, — велела мать улыбаясь и без всякой укоризны.

Словом, Канеда действительно ненавидела теперь ложь не меньше, чем ее мать, и «держала паруса по ветру» только в тех случаях, когда излишняя откровенность была бы грубостью или невежливостью.

Вот и теперь она решила быть откровенной, не забывая, однако, про свою маску.

Пригубив ликер, она заметила, что герцог пристально изучает ее.

Впрочем, в глазах его не было восхищения, на которое она рассчитывала, но ей удалось приковать к себе его внимание; Канеда почти не сомневалась, что заинтриговала его и теперь герцог хочет побольше узнать о ней.

— А с кем вы путешествуете?

— С другом.

Поторопившись с ответом, она поняла, что слова эти прозвучали несколько легкомысленно.

— Видимо, он обаятельный человек. — Герцог чуть скривил губу.

— Это не совсем так. Точнее говоря, я здесь с подругой, француженкой, которая рада вновь посетить свою родину, родственников и знакомых.

— Значит, она сейчас где-то здесь?

— Неподалеку.

Немного подумав, герцог сказал:

— Ну а если я приглашу вас погостить у меня, пока вы будете изучать моих лошадей, Тогда я должен буду пригласить и ее?

Канеда качнула головой.

— Нет. Более того, я уверена, что она предпочтет общество тех, кого любит.

— А кого любите вы? — поинтересовался герцог.

Вопросе застал. Канеду врасплох, но тут она напомнила себе, что излишнюю фамильярность герцога можно объяснить ее маскарадом.

— Почему вы решили, что я кого-нибудь люблю?

— Не могу поверить, чтобы ваш конь при всем своем великолепии мог целиком заполнить вашу жизнь, мадемуазель; и потом, мне кажется, глаза есть даже у англичан!

— Есть, — согласилась Канеда. — Однако в настоящий момент меня занимают французы. Видите ли, monsieur, эта разновидность человеческой породы не часто встречается в Англии — Во всяком случае там, где я была.

И вновь ей удалось не уклониться от истины — в радиусе пятидесяти миль от их деревни, безусловно, не нашлось бы и одного француза; те же, кто посещал мать и отца, являлись прямо из Франции.

Впочем, погостить к ним приезжали чаще всего женщины — подобно мадам де Гокур, муж которой был слишком занят делами, чтобы посещать сельский край.

— В нашей школе полно французов, — сказал герцог, — и все они, как вы могли видеть, охотно познакомились бы с вами.

— В данный момент с меня довольно возможности разговаривать с вами, — отрезала Канеда. — Значит, вы обитаете в этом огромном замке в одиночестве?

— Не всегда, но большую часть времени.

— А что вы… читаете?

— О, я читаю много.

— Но вам, наверное, одиноко,

— При необходимости мне нетрудно отыскать для себя общество.

— Бы имеете в виду офицеров из шкоды? Но ведь вы их видите целый день.

С улыбкой на устах, явно сознавая, что хочет выпытать Канеда, герцог объяснил:

— Я остаюсь один, только когда хочу этого.

Взгляд его был еще красноречивее слов, и Канеда вдруг догадалась, что у герцога, конечно же, есть любовница.

В книгах, которые ей доводилось читать, Французов всегда называли пылкими любовниками… а, например, король Франциск Первый ночами инкогнито бродил по городу в поисках привлекательных женщин.

А у Людовика XIV и Людовика XV любовниц было не счесть. Канеда читала о мадам де Помпадур, мадам де Ментенон и обо всех прочих.

Но ей и в голову не приходило, что запертая на замок безумная жена вовсе не мешала герцогу искать женского общества.

Должно быть, глаза Канеды выдали направление ее мыслей, потому что герцог с усмешкой спросил:

— Надеюсь, вы не рассчитывали услышать что-либо другое?

— Мне просто… хотелось услышать, как можно жить на… краешке луны в таком уединении.

Почему-то ее покоробило, что у герцога бывают женщины, способные развлечь его. По тому, что говорили о нем, Канеда предполагала, что встретит человека, посвятившего свою жизнь единственной женщине и после неудачного брака не желающего слышать о слабой половине рода человеческого.

— Даже возле луны мерцают звездочки, — сказал он.

Конечно, подумала Канеда, жизнь его не лишена женского внимания. К такому привлекательному мужчине, да еще герцогу и богачу, женщины должны были слетаться как пчелы на мед.

— Конечно, — согласилась Канеда, чувствуя, что голос вновь подвел ее. Впервые получалось, что планы ее не складываются.

Она-то намеревалась любым способом проникнуть в этот замок, а потом взять штурмом герцога — циничного калеку, обиженного судьбой.