Подружившись с их управляющим, Элинор располагала точными сведениями о ежегодном доходе с поместья и о том, что в последние несколько лет он постоянно уменьшается. Но граф и не думал ограничивать свои расходы.

Он любил дорогие вина, модную одежду, превосходных лошадей и, похоже, не отказывал себе ни в чем, ибо все можно было приобрести в кредит. Однако терпение кредиторов тоже не безгранично. Элинор очень беспокоило, что платить за излишества отца придется Бьянке. Что ее будущее, ее счастье будут принесены в жертву, чтобы сохранить ему образ жизни, какого, по его мнению, он заслуживал.

Вздохнув, Элинор попыталась отбросить беспокойные мысли. Она приехала в Лондон, чтобы защитить Бьянку от планов их отца, и сделает все, что в ее силах.

Выше голову, приказала она себе, направляясь в гостиную. Она села в потертое, но удобное кресло перед камином и взяла шитье. Ей всегда легче думалось за работой, к тому же куча вещей, требующих починки, не уменьшалась.

Элинор знала, что граф будет раздражен, если увидит ее за таким «недостойным» занятием. Чинят слуги, леди вышивают.

— Ты здесь! — воскликнула Бьянка, вбегая в комнату. — Я ищу тебя по всему дому. Только что доставили последние из моих туалетов, и я не могу решить, в чем сегодня идти на обед у леди Этвуд.

— Да, серьезная проблема — иметь слишком много платьев для выбора.

— Не смейся, Элинор. Я правда в затруднении.

— О, мы не можем этого допустить, не так ли?

Подавив улыбку, Элинор с готовностью отложила шитье и пошла за Бьянкой в ее спальню. Обычно скромная комната сестры разительно изменилась, почти ломясь от избытка всего, что могло понадобиться модной леди, — от бальных туфель до шляп. Но Бьянка сразу направилась к кровати, где были заботливо разложены многочисленные наряды.

— Как тебе это? — Она взяла бледнозеленое атласное платье с квадратным вырезом, расшитое золотыми нитями.

— Очень милое, приятное на ощупь, — сказала Элинор, гладя мягкий шелк. — Наденешь его?

— А стоит ли? Конечно, платье очень красивое, но я думаю, что буду выглядеть в нем слишком юной. Как насчет вот этого?

Бьянка взяла следующее платье, сходного покроя, но с круглым вырезом и меньшим количеством вышивки.

— Тоже красивое. Хотя мне больше нравится зеленое. Оно подчеркивает цвет твоих глаз.

— Ты уверена? — Бьянка закусила нижнюю губу.

— Да. Ты будешь в нем восхитительной. И кстати. Почему ты сегодня так озабочена своей внешностью? — спросила Элинор, боясь, что знает ответ. — Леди Доротея говорила, что собирается устроить всего лишь скромный обед для семьи и близких друзей.

— Ты сама знаешь почему. — Бьянка отвела взгляд.

— Виконт Бентон?

Сестра восторженно кивнула.

— Я могу встретить его снова. Он уже выбрал меня. На балу герцога Уоррена, а затем в парке. Я трепещу, думая о том, что может произойти в следующий раз.

Элинор тоже много думала о том, к чему могут привести эти встречи, и никогда не видела счастливого конца.

— Бьянка, дорогая, не питай больших надежд. Для мужчин вроде Бентона флирт такой же естественный процесс, как дыхание.

— Я знаю сплетни о его репутации, поэтому твердо решила, что не должна принимать всерьез его особое внимание ко мне.

— Рада это слышать.

— Но виконт такой очаровательный. Когда я рядом с ним, дыхание у меня ускоряется, ладони становятся влажными, сердце трепещет. Клянусь, даже бурчит в желудке. Что бы это значило, как ты думаешь?

— Может, несварение?

Бьянка застонала:

— Я серьезно, Элинор.

— В чемто я тебя понимаю.

— Правда? В виконте есть чтото неотразимое, чтото более глубокое, чем просто красивое лицо и обаятельная улыбка.

Элинор закусила нижнюю губу. Все намного хуже. Сильное влечение Бьянки к виконту наверняка ни к чему хорошему не приведет.

— Вполне естественно, что женщине нравится такой импозантный мужчина.

— Да? Но что он видит во мне?

Очередную победу? Элинор хотелось сказать ей жестокую правду, но какие у нее доказательства? Только беспокойство по поводу намерений виконта.

— Ты красивая девушка с нежным, добрым сердцем и легким характером.

— Едва ли виконт смог разглядеть мой характер. Боюсь, он думает, что у меня большое приданое, — скептически заметила Бьянка. — Хотя папа не говорил, я знаю, что с деньгами у нас плохо.

— Не совсем так, мы еще держимся.

— Перестань, Элинор. Ты стараешься на всем сэкономить. Дома ты обманываешь торговцев, уговаривая каждого принять только часть платы, хотя мне известно, что счета никогда полностью не оплачиваются.

Сердце у Элинор сжалось. А она думала, что весьма умело скрывает правду от сестры.

— Я не знаю, каково в действительно наше материальное положение. Возможно, граф просто экономит, заботясь о нас.

— Хотелось бы так думать. Сейчас, когда мы в Лондоне, он более щедр. Ко мне, во всяком случае. — Бьянка изучающе посмотрела на сестру. — Элинор, я чувствую себя ужасно. Папа чрезмерно потратился на мой гардероб, а для тебя пожалел даже шиллинг.

Элинор с трудом сохранила бесстрастное выражение лица.

— В этом сезоне ты выходишь в свет, а не я. Мне новых платьев не требуется.

— У тебя сто лет не было нового платья. Отец вполне мог бы позаботиться о тебе. Я собиралась поговорить с ним…

— Нет! Обещай, что оставишь эту тему.

Бьянка непослушно улыбнулась:

— Ты не дала мне закончить. Я намеревалась посоветоваться с ним, а затем подумала, что буду делать, если он мне откажет. Я боялась, что последует ужасный скандал, и просто заказала у мадам Клодетт несколько платьев твоего размера.

— Бьянка! — потрясенно воскликнула Элинор. Обман был не в характере младшей сестры.

Та с победным видом достала темноголубое шелковое платье и гордо протянула его Элинор, которая сморгнула подступившие слезы. Платье было восхитительное, простое, без строгости, очень элегантное, с глубоким вырезом, того покроя, что должен подчеркивать достоинства ее фигуры. Вместо вышивки его украшала верхняя юбка из легкого белого тюля, собранная под грудью и отделанная темноголубой лентой, придававшей наряду изысканность.

— Я выбрала его по эскизу, но, кажется, не ошиблась, — с тревожной улыбкой сказала Бьянка. — Тебе нравится?

— Очень. Я бы и сама не могла сделать лучший выбор.

— Тогда решено. Я надену зеленое, а ты голубое. У меня есть для тебя подходящие туфли, Анна уложит нам волосы. Она творит чудеса щипцами для завивки.

Возбуждение сестры было почти заразительным, но Элинор призвала себя к здравомыслию.