Строение неведомого предназначения – богомерзкий проклятый храм, дом могущественного владетеля или место общественных собраний, это никому не известно, было возведено на скальном основании. Возведено из переплавленного богомерзкой магией рубленного гранита и с высоты птичьего полета здание очень напоминало расползшийся под собственным весом купол церковного собора. И это казалось злой насмешкой, якобы случайным совпадением или же осознанными и намеренным выбором архитекторов. Но люди не летают как птицы, никто здание сверху не рассматривал и коварные замыслы, и недобрые усилия пропали втуне. Но все же такие же пологие дуги полусферы, вначале неимоверно массивные, а в конце еле видимые глазами, изящные и смелые в невероятно тонких пропорциях, вызывали обоснованное подозрение. Они неумолимо сходились в центр, в основание приземистой и толстостенной башенки с узкими как стрела прорезями окон. Внизу же «купола,» по кругу, растут дурными грибами извращенные подобия центральной башенки, делящие здание на сектора. Башенки разные - высокие и низкие. Круглые и широкие, башни-близнецы, башни-уродцы, все они несут одну функцию - это опорные колонны «купола» и связующие звенья между высокими стенами здания. Они разные, непохожие ни придаваемым им назначением, ни строением, ни видом, но все они неуловимо одинаковые. И идя мимо одной из них, ты ловишь себя на мысли, что ты тут уже был, здесь проходил, это ты видел. Но ты тут не был и быть не мог – не каждого и не всякого пускали за стены ограды приората и в его Северные и Южные крыла. И тревожащее чувство дежавю вдруг лишает тебя душевного покоя. Насыщенные же чернотой узкие окна-стрелы навевают на тебя какую-то тоскливую хмарь и портят твое самое лучшее настроение своим гадостным видом. И очень пугают. Так-как когда приходит время теней, то во мраке тебе блазнится что-то невероятно жуткое и страшное. Тебе кажется, что узкие окна без ветра вьются темной рваной бахромой и мерзко змеятся аки гады болотные. И масляно блещут на лунном свету своей поганой, свинцового отблеска чешуей.

А краска, любая краска – въедливая охра, несмываемый глобуал небесного цвета и цепкий ко всякой поверхности блеклый грунт ржаво-горчичного оттенка, на переплавленном граните не держались. Месяц и еще неделя, если нет дождей, и стены вновь черны как душа Проклятого. И тогда тебе начинает казаться, что забытые в веках неведомые строители насмехаются над нынешними пользователями их творения, а их прозрачные тени кривят безглазые лица в злых ухмылках. И это вновь пугает - хотя куда уж дальше? - это заставляет испуганно оглядываться и тебе вдруг чудится, что что-то неведомое с зубами-кинжалами стоит за спиной, жарко и предвкушающе дышит тебе в ухо и сладострастно касается твоей такой ранимой и беззащитной шеи холодным жалом раздвоенного языка. И тут ты выбираешь. Выбираешь между стыдом и позором, когда ты бежишь с диким воплем безумно испуганного человека от страшного здания или проявлением храбрости и смелости. И платишь за второй выбор сожжёнными мириадами нервных клеток и мелкими зарубками на верхнем клапане сердца. Зато ты одержал очередную победу силы воли. Насытился исполна преодолением и превозмоганием, оставаясь стоять на месте. Только потом у тебя иногда сам по себе дергается глаз, появляется седая прядь и по ночам, при полной луне, сняться мерзкие кошмары. Но это ведь ничто для истинных героев! Это ведь полная чепуха и незначимая ерунда для храбрецов и настоящих мужчин! Ведь правда? Правда же?

Так что никто не назначал любовных свиданий при луне в уютном парке у здания приората и не касался там нежным поцелуем надушенной перчатки дамы, мадмуазели или сеньориты. В парке не прогуливались безмерно одаренные толстомясостью и ожирением почтенные матроны с очень тоже одаренными подкожными запасами почтенными отцами семейств. И не звучали в парке гнусавые, капризные, сопливые, а иногда и звонкие и задорные голоса их круглощеких и окорокосистых отпрысков.

Там не собирались у еле горящего костерка кутающиеся в жалкие лохмотья попрошайки, бродяги и нищие. Ну и ворам и «ночным работникам», сами понимаете, там тоже делать было нечего.

Да что там, романтические свидания, толстозадые матроны, жалкие нищие и гнусные бродяги! В парке у приората даже дуэли не назначались и не прятались в тени кустов безумные прокаженные, нагло сорвавшие со своих одежд Чумные бубенцы! И имени у парка не было, все так и говорили – это тот, парк что у проклято… Ох, у здания приората!

Но святые отцы города Нуэлл и глава их приор, не боялись кошмарных чудовищ и зубастых призраков прошлого. Напротив, святые отцы, святые братья и сестры, юные послушники и мудрые седовласые архонты, так и не принявшие постриг и пребывающие в Мире, противоборствовали этим чудовищами и повергали ничтожных тварей к стопам своим силой Веры своей. Их не пугали ни поганая чернота стен здания, ни оживающие по вечерам и ночам миражи тьмы. Ни еле слышимые в темных коридорах шаги неведомо кого, шорох и глухое кашлянье неведомых существ. Святые отцы лишь смиренно смотрели во мрак бесконечных коридоров, осеняли себя Святым Бесконечным Кругом и сотворив охранную молитву, шли далее по своим делам. И еще, Патриархи и Архиепископы Святой Матери Нашей Церкви, считали здание Нуэлльского приората одним из символов побед над скверной Совершенных и наставников их в богопротивной ереси, проклятых эльдар. А церковные стяги с вышитыми на них святыми гимнами и огромный серебряный Святой Бесконечный Круг на шпиле здания они полагали действенной и достаточной защитой от всего, что смущает некрепкие в вере разумы. А кто устрашен и трепещет, тот в вере своей в Господа слаб и должен быть в ней укреплен. Средства, методы и пути укрепления слабых оставлялись на усмотрение высших иерархов приората, самого приора и епископа Фоттонского. Но такие «слабые» быстро перевелись и остались одни несгибаемые и сильные. А то что седы не по годам, заикаются и страдают энурезом, то есть след длани Господа, ибо отмечены Им!

И Леонардо был с ними полностью согласен. Это здание действительно символ всепобеждающей Веры в Господа и Силы духа людского. Да и кроме того, что здание символ, оно еще и чрезвычайно рационально построено, словно строители прошлого предвидели его последующее использование.

На верхнем, первом, ярусе, анфиладой по диаметру полусферы расположены довольно большие помещения, ныне используемые в качестве кабинетов и жилых комнат высших иерархов приората. На втором ярусе бесчисленными сотами располагаются скромные кельи братьев и их же служебные комнаты. На третьем, самым нижнем, приемные залы, караульное помещение с арсеналом, несколько молельных,