и человеческой кровью. Их шаги, приглушенные пеплом, были совсем рядом. Катя прикрыла лицо рукавом, попробовала отползти за сломанные бревна. Не успела – один из подошедших грубо схватил ее за шиворот, выдернул из-под завала и несколько раз встряхнул в воздухе, как тряпичную куклу.

Судя по интонации, выругался и швырнул на землю.

Аякчаана пискнула рядом, бросилась было к Кате на выручку, но ее также подхватили, как нашкодившего котенка, приставили к горлу лезвие кривой сабли.

Мужчина, только что бесцеремонно бросивший Катю на грязную, пахнущую бедой землю, что-то предостерегающе крикнул остальным, указав на Катю и Аякчаану. К одному поднятому к небу указательному пальцу прибавился второй. Все, уставившись на руку воина, застыли.

– Сенге-хан, они это! – уверенно доложил он.

Главарь согласно кивнул, присел на одно колено, осторожно дотронулся до подбородка Аякчааны. В этот момент Катя в ужасе замерла – она решила, что их сейчас просто убьют. Ее подопечная, видимо, тоже так подумала, поэтому зашептала что-то на своем языке и зажмурилась. Воин вытянул из-за воротника Аи тонкий, искусно вышитый зелено-синими узорами шарфик. Катя онемела. Она и не заметила его за все время, а воин за считанные доли секунды успел обратить на него внимание.

Тихо и при этом властно незнакомец что-то спросил у Аякчааны, тыча ей в нос этот самый платок.

– Мамин подарок, – пропищала та испуганно.

Мужчина хмыкнул, порывисто встал и крикнул, указав на Катю. Второй воин, одетый чуть скромнее, чем незнакомец, видимо его помощник, о чем-то спросил его, жестом указав на Аякчаану. Незнакомец пристально на нее посмотрел и покачал головой.

За несколько минут, пока незнакомец и его помощник тихо переговаривались, Катя постаралась внимательнее их рассмотреть и запомнить, чтобы понять, кто они, эти воины.

Их было восемь. Восемь черноволосых мужчин с тяжелыми и острыми как бритва взглядами. Темно-коричневые халаты длиной чуть ниже колен с жесткими, прикрывающими шею воротниками. Поверх – словно панцири на черепахах – жилеты с небольшими почерневшими металлическими пластинами, скрепленными кожаными ремнями. На руках – кожаные наручи[9] с металлическими накладками. Мягкие сапоги прикрывали щиколотки. У одного из мужчин, того, что был, видно, начальником, обувь была с цветной аппликацией – узор, который и в самом деле напоминал тот, что Катя успела разглядеть на платке Аякчааны.

На головах у каждого – шлем, собранный из четырех металлических треугольных пластин со срезанными вершинами, стыки которых оказались соединены между собой кожаными ремешками. В плоское круглое навершие вставлен прутик с прикрепленным к нему пучком конских волос. Небольшой треугольный козырек, который напоминал Кате козырек бейсбольной кепки, был прикреплен к передней лицевой пластине шлема.

Мужчины были вооружены как средневековые всадники: колчан со стрелами, лук, круглый деревянный щит с металлическими бляхами. На поясе – искривленная сабля.

– Это кто? – одними губами прошептала Аякчаана прежде, чем ее успели увести.

Катя пожала плечами и покачала головой. Она не знала, кто это мог быть. Кажется, в каком-то из маминых каталогов она встречала подобное одеяние воинов, но кому, какому народу оно принадлежало, она никак не могла вспомнить.

В любом случае она знала совершенно точно – они в беде, в большой беде: посох утерян; как отсюда выбираться, неясно. Эти люди в лучшем случае продадут их в рабство. В худшем – убьют за ненадобностью. Хотя это еще вопрос, какое из этих двух зол лучше.

Но безмолвный вопрос Аякчааны привлек к себе внимание. Мужчины прекратили обсуждение.

– По коням! – скомандовал главарь.

И тут же к Кате подбежал один из воинов, рывком поднял ее на ноги и завел руки за спину, крепко связал. Аякчаане же помогли встать, легонько подтолкнули к Кате, но связывать не стали. Ая подхватила свою новую знакомую под локоть, не позволив упасть, когда их, словно невольниц, толкнули вперед.

– Вперед иди! – проговорил воин.

Хлыст то и дело свистел, взбивая черную от сажи пыль.

– Кто эти люди, ты знаешь? – испуганно шептала Аякчаана Кате на ухо, когда они оказались рядом.

Катя только отрицательно покачала головой, оглянувшись на шедших рядом воинов. Те пристально наблюдали за ними.

– Не знаю, но, надеюсь, нам удастся сбежать от них, – пробормотала девушка. – А что ты им сказала?

– Они почему-то заинтересовались этим шарфом, который мне мама на день рождения подарила. – Ая незаметно дотронулась до шеи, того места, где недавно он красовался.

– А что в нем такого?

– Понятия не имею. Мама сама его вышивала. Там наши национальные узоры, традиционные. Они от злых духов оберегают… Вообще-то их обычно на шарфах не вышивают, – добавила она, подумав, – но дедушка маме разрешил. Даже подобрал узоры… От злого глаза, от злой стужи. От лютого зверя. От страха…

– Может, они им знакомы? – предположила Катя.

Тем временем их подвели к лошадям. Один из воинов сел в седло, Катю грубо подхватили и посадили в седло перед ним. Аякчаане выделили отдельную лошадь, которую под уздцы взял молодой воин.

Не мешкая более, все двинулись со двора в сторону ярмарочной площади.

Катя смотрела и не узнавала совсем еще недавно такую красивую и ухоженную Тавду. Не было ни одного целого дома. Та часть города, где стоял дом Могини, выгорела дотла, серый пепел осел на дороги и почерневшие заборы. Только коты, которые совсем недавно с любопытством наблюдали, как Катя с Ярушкой покидают бабушкин дом, все так же сидели на пепелище. Здесь было безлюдно, пусто и тихо. Только звуки лошадиных копыт гулко отдавались в груди, терялись за едко пахнувшей пеленой. Ближе к ярмарочной площади отдельные группы таких же темноволосых мужчин суетились на разоренных улицах, вынося из домов узлы с вещами, сундуки, домашнюю утварь, сбрасывая все добро в большие кучи посреди мостовой. Ругались и даже дрались, особенно у богатых домов и в лавках купцов.

Здесь же, на одной из площадей Тавды, Катя впервые увидела трупы. Истерзанные и изуродованные мужчины и женщины, старики, дети. Кровь пропитывала пыльную землю, стекала в сточные канавы, смешивалась с черной грязью и золой. И несла свои траурные воды дальше, прочь из города.

Не пощадили никого.

«Где же Могиня?.. Где ребята, Ярослава?» Не в силах сдержать слез, Катя с ужасом вглядывалась в лица погибших, боясь узнать знакомых.

Когда они вышли на улицу, которая вела на ярмарочную площадь, в воздухе еще отчетливее почувствовался едкий запах гари, страха и смерти. Отсюда были слышны крики людей. Кто-то еще звал на помощь. Сердце сжалось от страха: это на соседней улице кричала женщина с ребенком. Они находились на втором этаже горящего дома. Пламя уже почти дотянулось до них.