не откажетесь. — Детектив также впервые назвала ее по имени.

Опять же, она как будто прочитала мысли клиентки, и Марин возблагодарила бога за то, что нашла именно ее визитку. Ванесса Кастро оказалась самым подходящим человеком для таких поисков. Возможно, единственным человеком…

— Я обещаю, договорились? Я не прекращу поиски, пока вы не отмените их, и я обещаю, что ваше дело останется приоритетным в моей работе. Не беспокойтесь об этом. Мы всегда будем искать его. Я отлично понимаю вас. И всецело поддерживаю.

Марин с облегчением откинулась на спинку кресла. Ее глаза вновь обожгли слезы. И все-таки она не позволила им пролиться.

Ее ноги слегка дрожали, когда она поднялась с кресла, и ей лишь со второй попытки удалось натянуть куртку. Она знала, что, добравшись до своей машины, даст волю слезам, но порадовалась, что удалось не расплакаться в офисе. Она мысленно простилась с рыбкой, вильнувшей своим большим ярким хвостом перед тем, как спрятаться за пластиковыми водорослями.

Кастро проводила ее в небольшую, скудно обставленную приемную. Они пожали друг другу руки. У Ванессы крепкое рукопожатие, добрая улыбка. В любой другой ситуации эти две женщины могли бы стать подругами. Именно такого человека Марин могла бы пригласить на банкет женщин-предпринимателей — она возглавляла этот комитет.

Кастро помедлила в приемной, явно желая что-то еще добавить. Марин могла быстро уйти — или дождаться заключительных слов детектива. Она решила, что будет невежливо сразу сбежать, и задержалась в дверном проеме.

— Простите, мне жаль, что так получилось с вашим мужем.

При всей благожелательности, эти слова разозлили Марин. Чего ради она извиняется? Почему женщинам вообще это свойственно? Кастро ведь поведала ей не о каком-то своем ужасном проступке; она доложила о том, что узнала о любовнице мужа своей клиентки. Не она ведь обманула Марин. Обманул Дерек. С двадцатичетырехлетней аспиранткой.

И, тем не менее, прощения просила именно Ванесса Кастро. Может, это формальные или утешительные слова, но, черт возьми, Марин до тошноты устала от женщин, терзавшихся из-за того, в чем они не виноваты. Ей и самой осточертело извиняться в том, в чем сама она не виновата.

Но она не поделилась с Ванессой Кастро своим раздражением. Эту тему они смогут обсудить в другой раз. Спокойно поблагодарив детектива, Марин вышла из офиса и, уже спускаясь по лестнице, почувствовала, как ее начало потряхивать. К тому времени, когда она села в машину, ее душу раздирал безмолвный вопль.

Она чертовски разъярилась. И эта ярость, словно горячий воск, затвердев, покрыла защитной оболочкой все самые сентиментальные, мягкие и уязвимые части ее души.

Марин порадовалась нахлынувшей злости. Прошло много времени с тех пор, как она испытывала такой гнев. Пусть же гнев наконец возобладает над печалью. За последние четыреста восемьдесят шесть дней скорби удалось сбить ее с ног, ослабить, запутать, подвигнуть на нежеланные и не свойственные ей поступки.

Ярость же, с другой стороны, поможет ей покончить с дерьмовой жизнью.

Глава 6

Кошмары порой воспринимаются на редкость странно. Ваше тело и разум как будто разделяются, и вы перестаете быть цельной личностью. Тело продолжает делать то, что необходимо для выживания — есть, переваривать съеденное, спать и так далее, — в то время как ваш мозг продолжает разделяться на отсеки, раскладывая по ним то, что «Необходимо Осмыслить Сейчас», и то, с чем «Следует Разобраться Позже, Когда Вы Будете Мыслить Здраво».

Марин жила в душевном онемении так долго, что вспышка гнева застала ее врасплох. Словно некая ее ипостась пробудилась после глубокого сна. Ощущение покалывания в онемевших членах болезненно, однако оно полезно, поскольку напоминает о том, что вы еще живы.

Марин отправила Сэйди сообщение.

Сегодня не появлюсь. Нужно время, чтобы прийти в себя. Не беспокойся, я в порядке.

Сэйди ответила мгновенно. Ей, наверное, не терпелось узнать, что Марин сообщили в офисе детектива, но она не будет спрашивать. «Я в порядке» — это все, что ей сейчас нужно знать. Сэйди — одна из немногих, кому Марин доверяла.

Понятно. Я все устрою. Береги себя.

Сэйди прицепила к сообщению фотографию своей дочки, Эбигейл, в комбинезончике с розовым слоном, подаренным Марин в прошлом месяце на ее первую годовщину. Фотки Эбби всегда вызывали у Марин улыбку, и она послала в ответ сердечко.

В кои-то веки дождь прекратился, поэтому она, опустив боковое стекло машины, вдохнула свежий весенний воздух. Значит, впереди у нее свободный день, но ей хотелось лишь скорее добраться до дома.

Их дом в районе Капитолийского холма[20] не походил на шикарный особняк, но при своей общей площади около четырех сотен квадратных метров он выглядел потрясающе красиво. В две тысячи девятом году они купили развалины, заново отстроив их снизу доверху, продолжая ютиться в крошечном доме с двумя спальнями в жилом районе Королевы Анны. Сейчас они сдавали его в аренду. Их прошлый дом стоил чуть больше миллиона баксов, а нынешний — более пяти. Всегда полезно знать реальные рыночные цены, даже если вы не помышляете о продаже.

Проехав по подъездной аллее в гараж, Марин вошла оттуда в дом по коридору, ведущему прямо в кухню. Когда здесь жил Себастиан, этот коридор всегда бывал в чудовищном беспорядке. Башмаки, туфли, игрушки, худи и варежки, потерявшие пару, были постоянно разбросаны по полу, хотя их сыну отвели личный шкаф с вешалкой, где его вещи могли храниться в порядке. На шкафчике даже имелась табличка с его именем. Одна из ее клиенток — вдобавок связавшая ему тот самый свитер с оленем — сделала им подарок, написав идеальным витиеватым курсивом имена всех членов семьи Мачадо на отполированных деревянных дощечках.

…— Мама, а что там за буковки? — спросил Себастиан, когда она повесила на дверцу эту табличку.

— Тут написано твое имя. Себастиан, — отступив назад, пояснила Марин, с восхищением разглядывая изящную надпись.

— Какие смешные буковки.

— Это волшебные буквы, — Марин подняла своего мальчика на руки и поцеловала, — для твоего волшебного шкафчика. Там ты будешь вешать свою курточку и хранить свои личные вещи, понятно? Никто, кроме тебя, ничего не будет класть туда.

Теперь и шкафчик, и вешалка всегда пребывали в полном порядке. Проходя по коридору, Марин коснулась курточки Себастиана, той самой, что была на нем в тот злосчастный день на рынке, той самой, что она носила в руках, потому что он слишком разгорячился