Вы ж обещали…

Вот тут я буду неумолим…

Жду несколько секунд…

Если не появится – снимаю себя с дистанции…

Они все разговаривают на бегу…

Они сказали, если можешь говорить, значит, мчишь… мчишь… ся… правильно.

Эй… эй… Куда вы?.. Обогнали… Двое… В рюкзаках…

Всех там ждёт смерть…

Все на расстоя… а я один среди всех на время…

Двадцать пять… Нет… Чуть больше… это… же почти двадцать шесть…

А это… же почти двадцать… восемь… Неужели я ещё бегу…

Нечем подтянуть штаны…

Нечем сплюнуть…

Всё, ребята, нечем мыслить…

Табулеграмма пуста…

Энцефало… дерево… асфальт – асфальт – асфальт – трещина крупная!..

Только не вдоль!.. Асфальт – асфальт – трава – асфальт.

Я понял. Бегут от семьи… от детей…

После такого бега любая жизнь покажется раем.

Теперь я понял, почему они бегут… Теперь я понял…

Асфальт – асфальт – асфальт – асфальт…

Ничего, в следующий раз перед бегом наемся – ваши дела будут совсем швах.

Всё… всё… уже полчас… без каких-то десяти минут…

Ой… Ой… Жив… Всё… Всё… Стоп… Стоп… Стопаньки…

На обратный путь пешком ушло тоже полчаса…

Что-то связанное с Эйнштейном.

В Одессе отец зажал сына в углу:

– У тебя два яблока. Я одно выбросил. Сколько у тебя осталось?

Тихое скуление.

– У тебя было два яблока. Я одно порезал на куски. Сколько у тебя осталось?

Скулёж, тычки, прижатие к стене.

– У тебя было два яблока. Я одно сожрал. Я! Я сожрал. Сколько у тебя осталось?!

Плач, рёв, удары.

– Ты держал в своих грязных руках два немытых яблока. Я вырвал у тебя одно и сожрал. Сколько у тебя осталось?

Крик, плач.

– Папа! Не надо!

– Нет, надо! У тебя было два яблока. Я у тебя вырвал и растоптал одно. Одно из двух я растоптал ногами. Сколько у тебя осталось?!!

Дрожание, вой, крики, визг мамы.

– Оставь ребёнка.

– Он идиот. Я меняю условие. У тебя было два яблока. Одно сожрал ты! Ты сам сожрал одно! Сколько яблок, идиот, у тебя осталось, болван?

– А-а-а!! Не бей, папа!!

– Никакого зоопарка. Никаких гостей. У тебя никогда не будет дня рождения. Весь праздник я проведу с этим идиотом… У тебя было два яблока. Зина, у нас есть яблоки? А что? Давай морковки… У тебя было две морковки, сукин ты сын. Я отнял… Дай! Дай! Идиот. Это арифметика. Я отнял у тебя одну и сожрал… Вот… Хря-хря… На, смотри…

– Гриша, она немытая.

– Ничего. Пусть он видит. Я сожрал с землёй одну морковку. Сколько у тебя осталось?

– Яблок?

– Морковок!!!

Всхлипывание.

– Посмотри. Сколько грязных морковок осталось в твоих грязных руках?

– Одна-а-а-а-а…

– Правильно, сынок… А теперь возвращаемся к яблокам.

– А-а-а-а! Папа, не надо!

– Гриша, не надо.

– Не реветь! Отвечать! У тебя было два яблока.

– Гриша, умоляю!

– Надо! Этот идиот с морковками ответил правильно, значит, есть надежда. Я развиваю у него абстрактное мышление. У тебя было два яблока.

Дикий рёв.

– А-а-а! Не надо!

– Гриша, не надо.

– Или он не будет идиотом, или он не вырастет вообще. У тебя было два яблока.

– А-а-а! – Ревут все.

– Тишина! Весь дом молчит. Не подсказывать. Я, твой папа, отнял у тебя…

– А-а-а! – Все ревут.

– …одно яблоко из двух. (Перекрывая рёв.) Я, твой отец, подкрался и из твоих двух яблок отнял у тебя одно… (Рёв стал таким, что в стены застучали: «Что там у вас?») Ну, хорошо… Ты мне сам дал одно… Сколько у тебя осталось?

– (Тихий шёпот.) Одно.

– Значит, теперь у меня сколько яблок?

– Одно.

– У тебя сколько яблок?

– Одно.

– Давай их съедим?

– Давай…

– Но яблок нет! Жрать нечего! Это и есть абстрактное мышление!

* * *

Вторая половина сентября в Одессе.

Погода «всё созрело».

Плюс двадцать четыре.

Листва уже не покрывает плоды, и они выглядывают из-за маминого плеча.

Птенцы повзрослели.

Дети улетели.

Город опустел.

Люди заинтересовались газетами.

– Говорят, зима будет холодной.

– Кто говорит?

– Его уже арестовали.

* * *

Одесситы делятся на рассеянных и сосредоточенных.

Рассеянных можно встретить по всему миру.

Сосредоточенных – только в Одессе на Маразлиевской, 7, во Всемирном Клубе Одесситов.

* * *

– Дора, вы любили по-настоящему?

– Нет.

– А самозабвенно?

* * *

– Гриша, ты куда?

– Нет… я иду домой.

* * *

Один богатый человек сказал:

– Я хочу приучить русских к тому, что евреи в этой стране могут занимать высокие посты.

В общем, это были его последние слова.

Что мог вспомнить мой дед?

Всю жизнь работал. Никуда не выезжал. Никаких развлечений. Что он видел? Что он слышал?

Он не мог поехать даже в Москву, не то что в Болгарию. Он протестовал своей жизнью. Он не замечал Советскую власть. Жил в подвале. Торговал старыми газетами на Привозе по десять копеек. Люди брали, заворачивали селёдку, мясо, брынзу, творог. Если он доставал плотную бумагу, клеил пакеты для селёдки, мяса, рыбы.

Мрачный, молчаливый, одинокий. Не принимал помощи от детей. Ничего не хотел иметь общего с Советской властью. Даже детей.

Высокий, седоусый, худой, в чёрном длинном пальто, стоял на выходе из Привоза с пачкой старых газет в левой руке. Ни одного лишнего слова.

Я забегал к нему в подвал – вначале школьник, потом студент, потом механик, потом артист. Он только спросит: «Как у тебя дела?» – и молча клеит пакеты. Мой ответ его не интересовал. Я был советским человеком.