– Чесучовая пара, картуз, сапоги. Я еще обратил внимание – дегтем сапоги сильно пахли.

– А рост какой? Лицо?

– Вы кто такой будете, что интересуетесь?

– Из полиции сыскной! – соврал Павел.

Он уже там не служил, но осталось удостоверение, если его можно было так назвать.

На листе бумаги типографским образом – герб, ниже надпись «Генерал-полицмейстер. Отделение Сыскной полиции. Сим удостоверяется…». При увольнении со службы положено было сдать, но осталось. Павел решил не сдавать, коли так получилось, вышло хорошее прикрытие.

– Вон как! Помню – лицо круглое, усы. А рост… не помню.

– Комплекция? Ну – толстый, худой, может быть, какие-то приметы были, скажем шрам на лице или прихрамывал.

– Точно! Прихрамывал на левую ногу и опирался на трость. По виду – приказчик или делопроизводитель.

– По одежде судите?

– Не только. На пальцах правой руки следы от туши и красной краски.

У Павла сердце екнуло. Неужели удача? Не спугнуть бы!

– Раньше этот покупатель к вам заходил?

– Нет, не припомню.

– Может, имя знаете? Не называл он себя?

– Нет.

– Не встречали потом в городе?

– Нет, у меня память на лица хорошая. Да и когда смотреть? Я с утра до вечера в лавке. А что он совершил? Убил кого-то?

– Упаси господи! Двоеженец и мошенник! Занял денег у компаньона, не отдает, скрывается.

– Нехорошо-с! Знаете, можно пацанов поспрашивать. Рядом с нами продуктовая лавка, там часто мальчишки вертятся. Помочь поднести что-то, копеечку заработать. Бумага – она тяжелая, мошенник этот мог ребят нанять донести.

– А вдруг он на пролетке приехал?

– Исключено. Я бы в окно увидел. А во-вторых, я помощника своего за бумагой посылал в книжную лавку на Невском. Если бы у покупателя пролетка была, он сам поехал, а то он ожидал. Наверное, не меньше получаса.

Все же приказчик – человек наблюдательный, мелочи подмечает. Не каждому дано. А что не рассмотрел, так уже сколько времени прошло? И сколько людей перед приказчиком промелькнуло? Запоминаются не все. Либо какие-то физические особенности, либо поведение, например – скандалист, заика.

Павел поблагодарил приказчика за помощь и к продуктовой лавке. Слева от входа мальчишки кучкуются. Похоже, старший лет тринадцати-четырнадцати, в картузе, великоватой куртке. Остальным лет по десять-двенадцать и вся команда человек восемь. Павел зашел в лавку, купил жестяную коробку леденцов – монпансье. Любой, даже мелкий подарок лучше всего развязывает языки. Выйдя, подошел к мальчишкам, вручил старшему коробочку с леденцами. Парень угощение принял.

– Чего тебе, дядька?

– Человека одного ищу. Около полугода назад в книжной лавке хромой мужчина брал бумагу. Груз тяжелый, нанимал кого-то из вас. Мне бы адрес узнать.

Мальчишки стали переговариваться. Павел не мешал, он почти перестал дышать. Вспомнят! Может, хромой в помощь мальчишек не привлекал, хотя сомнительно. Одна рука была занята тростью. Хотя мог и один груз унести, вдруг физически сильный?

Старший из мальчишек подтолкнул одного вперед.

– Вот этот пакет подносил. Что в нем было, не знаем. Пакет в бумажной обертке, бечевкой перевязан.

– Было бы совсем хорошо, если бы адрес показать.

– Это будет денег стоить, – стараясь казаться солидным, произнес вожак.

– Сколько?

– Копейка Петьке и полкопейки мне!

Павел отсчитал монеты. Медяки, мелочь. Медные монеты выпускались номиналом в пять, три, две и одну копейку, а еще в половину (полушка) и четверть копейки.

– Петька, веди господина.

Неужели повезло? Хочется верить в удачу и боязно. Идти пришлось порядочно. По Лиговскому проспекту в сторону Обводного канала до Расстанной улицы, что при железнодорожном пути была. Направо с Лиговского Волково кладбище, налево доходные дома.

Паренек шел быстро, подвел к дому, ткнул пальцем в подъезд.

– Сюда!

– А этаж какой, квартира?

– Не знаю. Мужик мне деньги отдал, пакет забрал, я назад пошел.

– Может, он как-то себя называл?

– Не было этого. Молчал всю дорогу и трубку курил.

– Ладно, спасибо.

Павел в подъезд зашел и сразу разочарование. Подъезд, или как говорят питерские – парадное, был проходным. С площадки первого этажа лестничный пролет на второй этаж, а если прямо, то есть и дверь и выход.

Павел вышел. Характерный для Санкт-Петербурга двор-колодец, в плане – как буква «О». Дом – квадрат, внутри дворик и восемь подъездов, а еще две арки во двор ведут. Через них можно выйти на соседние улицы. Настроение сразу упало. Отсюда хромой мог уйти куда угодно.

Поговорить с дворником надо, он всех жильцов знает, тем более есть примета – хромота. Дворник жил, как всегда, в полуподвальном помещении. Павла узнал в лицо, как-то пересекались по службе.

– О! Сыскная полиция! Что надобно?

– Мужчина в возрасте, с усами, хромой на левую ногу, ходит с палочкой, курит трубку.

– Так это жилец из тридцать седьмой квартиры! – сразу опознал хромого дворник. – Человек порядочный. Никогда не видел его выпившим, матом не ругается, шлюх к себе не водит.

– Подожди, он что, один живет?

– Я разве не сказал? Один, как есть один.

– Как фамилия?

– Бородин Филипп Лукьянович!

– Чем на жизнь зарабатывает?

– Вроде отставной офицер, пенсию по инвалидности получает. Но точно утверждать не берусь, слышал от кого-то.

– Еще что-нибудь добавить можешь?

– Никак нет, ваше благородие!

– Как околоточного надзирателя найти?

– Я провожу, тут недалеко.

И в самом деле недалеко, через два дома. У надзирателя комната на первом этаже, вроде филиала полицейского участка. Даже зарешеченная клетка в углу для задержанных есть. И околоточный надзиратель знаком, встречались по службе.

Павел сразу спросил, что известно по Бородину? Надзиратель глаза к потолку закатил, потом порылся в бумагах.

– Проживает в городе двенадцать лет, перебрался из Вологды, вдовец, ни в чем предосудительном замечен не был.

– Круг общения?

– Не знаю, но постараюсь выяснить.

– Только поосторожнее, нельзя спугнуть, насторожить.

– Понимаем, не первый год в полиции. Ивану Дмитриевичу передавайте привет от Петровского.

– Передам. Когда зайти?

– Через неделю что-то соберу.