Рейн, вцепившись в руку Армана, через силу проговорила:

— Куда мы пойдем?

— Хотите, я отвезу вас обратно в Канделлу или поужинаем, как собирались?

— Только не в Канделлу! Ради всего святого, прошу вас!

— Тогда сначала поужинаем — может быть, настроение у вас улучшится. — У него разрывалось сердце, когда он видел ее несчастное лицо.

Рейн послушно кивнула. Слезы, выступившие у нее на глазах, застили высокое закатное небо над городом и темно-фиолетовое море. Она ненавидела все эти машины, эту праздную толпу. Даже звезды были ей ненавистны. Но самую сильную ненависть вызывал у нее Клиффорд. И ненависть эта выросла из любви. Не в натуре Рейн было легко увлечься и так же легко остыть. Она не могла забыть те неистовые чувства, которые много месяцев наполняли ее жизнь, — даже злость и поверженная гордость не способны были побороть ее любовь.

Какой ужас, проносилось у нее в голове, что она все равно любит и жаждет видеть человека, который даже не удосужился ответить на ее страстные письма, хотя они расстались в согласии и обещали друг другу пожениться при первой возможности. Какой ужас, что она все так же страстно тоскует по мужчине, который умчался, не задумываясь, в Норвегию по приглашению богатого банкира, с чьей дочерью его явно связывает взаимная симпатия, и бросил ее, свою возлюбленную, на произвол судьбы. А когда она уезжала, он клялся, что не может вырваться ни на один день, иначе немедленно прилетел бы к ней в Ниццу…

Рейн вдруг отвлеклась от своих горестных мыслей и увидела, что они сидят в маленьком ресторанчике за столиком у окна, и официант подает им огромных размеров меню. Местечко было очаровательное; на стенах — картины местных художников, на столах — изысканное букеты и зажженные свечи. Хозяин заведения поприветствовал Армана поклоном и предложил, чтобы мадемуазель попробовала их фирменное блюдо, а также посоветовал взять к нему изысканное вино.

— Боюсь, что я сейчас ничего не смогу проглотить, мне так нехорошо, — шепнула Рейн на ухо Арману.

Он накрыл своей ладонью ее руку и заглянул в глаза с теплым сочувствием и беспокойством.

— Ну хотя бы попробуйте что-нибудь, милая, прошу вас.

Она покорно согласилась, попросив заказать ей что угодно, на его вкус, и даже выпила бокал вина, которое предложил им хозяин. Девушка дрожала всем телом, хотя вечер был теплый и безветренный. Она закрыла лицо руками и испустила глубокий-глубокий вздох.

— Что ж, видимо, это конец, — тихо проговорила она.

Сердце Армана забилось быстрее, кровь прилила к щекам.

— А с кем вы говорили? — спросил он, откидываясь назад на стуле и закуривая.

Она рассказала ему все, что узнала от тетушки Клиффорда. Арман, стиснув зубы, проклинал про себя этого проходимца. В заключение Рейн проговорила:

— Скажите, Арман, теперь мне не на что надеяться, правда? Ведь совершенно очевидно, что я больше ему не нужна. Но я не могу этого понять. Не понимаю, и все тут. Если бы вы знали, что он мне говорил перед моим отъездом из Лондона…

— О, прошу вас, не надо, — прервал ее молодой человек едва слышно — у него перехватило дыхание.

Девушка грустно рассмеялась:

— Да, я о таких историях читала, а одну мою приятельницу тоже бросил жених. Я тогда думала, как глупо с ее стороны было не замечать, что он ненадежный человек и что ему нельзя верить. Но ведь с Клиффом я и сама точно так же ошиблась, да? Мне-то казалось, что он совсем другой. Настоящий спортсмен…

— Быть хорошим спортсменом — скажем, участвовать в автогонках в Монте-Карло — еще не гарантирует наличие таких добродетелей, как, скажем, преданность, — мрачно заявил француз.

— Но я-то думала, что он не такой, — твердила Рейн, нервно сплетая пальцы, — я была уверена, что он меня любит… совершенно уверена.

— Ну, то, что он поехал на рыбалку в Норвегию, еще, в принципе, не значит, что он больше вас не любит, — неохотно попытался ее утешить Арман.

— Нет, конечно, но скорее всего это так. Впредь я не буду такой слепой и глупой. Даже если Клифф не ухаживает за Лилиас, ко мне он все равно равнодушен. Дело ведь не только в том, что он уехал за границу с Лилиас и ее отцом, — дело в том, что он не написал мне ни одного письма. Ни одного! Совершенно очевидно, что он меня разлюбил и просто трусил в этом признаться.

— Мне ужасно жаль… Клянусь честью, ради вашего блага я хотел бы, чтобы все было иначе.

— Не говорите так, а то я расплачусь.

Арман был рад, что как раз в этот момент к ним подошел официант и стал разливать вино в бокалы.

— Прошу вас, пригубите, — взмолился Арман.

— А может, мне напиться? — рассмеялась она и отпила глоток золотистого вина. Но смех получился такой жалкий и отчаянный, что молодому человеку стало ясно: ей совсем не весело.

— О, дорогая, — проговорил он, — не принимайте это слишком близко к сердцу. И не делайте поспешных выводов. Подождите, пока вы сможете снова увидеться с Клиффордом. Возможно, у него есть объяснение…

— Я не стану ничего слушать! — выпалила Рейн. Гордость заставила ее высоко поднять голову. Необычный для нее румянец выступил на скулах, глаза сверкнули. — Я никогда не увижусь с Клиффордом. Надо смотреть правде в лицо, Арман. Пусть даже он раздумал на мне жениться — он мог бы честно мне все сказать… это было бы по крайней мере порядочно. А заставить меня напрасно ждать и мучиться все эти недели — непростительно.

С этим Арман не мог не согласиться. Он опять накрыл ее ладонь своей и негромко сказал:

— Постарайтесь забыть о нем. О, дорогая моя, дорогая, как бы я хотел помочь вам!

Рейн с трудом отвлеклась от мыслей о Клиффорде и взглянула на молодого француза. Она вдруг вспомнила слова матери: «Арман по уши влюблен в тебя, детка». Тогда Рейн только посмеялась, но теперь, без тени женского тщеславия, ясно поняла, что это правда. «Очень, очень похоже… и уж конечно, никакой другой мужчина на свете не может быть добрее, терпимее и ласковей», — подумала она. Бедный Арман! Ей совсем не нужно было, чтобы он ее любил. Зачем портить такую замечательную дружбу? А еще меньше ей хотелось, чтобы он так же мучился от неразделенной любви, как она сама.

Девушка осторожно высвободила свою руку. В этот момент подошел официант с первым блюдом. Так как Арман очень старался доставить ей удовольствие и не жалел для этого денег, Рейн решила проявить интерес к тому, что им принесли.

— Здесь так все вкусно, и зал очень красиво оформлен… Надо будет привести сюда как-нибудь маму и бабушку… — начала она как ни в чем не бывало.

Арман все понял: она хотела замять больную тему. И он тоже стал болтать о всяких пустяках.

В конце ужина, когда они неторопливо пили кофе, в разговоре снова всплыло имя Клиффорда. Рейн сказала:

— Даже не знаю, смогу ли я дальше жить в Канделле. Здесь слишком много свободного времени и совсем нечем заняться. Наверное, надо сказать маме, что я хочу вернуться в Лондон, и, если я пообещаю, что больше не буду видеться с Клиффордом, она мне разрешит.