Левченко развёл руками.

— А это такой способ у ребят Тетриса; как говорится, метода, уже не раз ими отработанная. Тут уж я ничего поделать не мог — Володя уверял, что иначе было нельзя.

Генерал удовлетворенно кивнул.

— Ладно, зубы нонче — дело наживное. Вставит. Только вот с санаторием ему придётся чуток повременить.

Левченко вопросительно взглянул на хозяина кабинета.

Калюжный взял в руки только что прочитанную бумагу, кивнул на нее подполковнику.

— Обрисовалась тут одна проблемка. Подполковнику Загороднему вчера его человек, позывной Сармат, что сейчас службу несет… или, вернее будет сказать — "нёс" — на польско-украинской границе, сообщил, что во время его дежурства произошло нечто чрезвычайное. Звонил со служебного телефона на погранпереходе Краковец на оперативный Загороднего в Киеве; сам понимаешь, в такой обстановке много не скажешь. Но Загородний уверяет, что человек его был весьма и весьма взволнован, чего за ним раньше никогда не наблюдалось. Что именно вызвало такое его волнение — Сармат Загороднему обещал уточнить сегодня утром. И пропал…

Левченко удивлённо спросил:

— Как пропал?

Генерал задумчиво потёр рукой подбородок.

— Я бы и сам хотел узнать, как… В общем, Загородний, не дождавшись звонка своего Сармата до полудня, позвонил сам. Подняла жена; она в панике — муж со службы вчера в половину девятого выехал, а до дому не доехал, хотя расстояние там — километров десять всего. Она уже и на работу ему звонила, и в милицию, и ещё куда-то — всё без толку. Канул человек, как в воду…

Левченко хмыкнул.

— А может, загулял мужик? С молодой таможенницей?

Генерал отрицательно махнул головой.

— Загородний уверяет — такого быть в принципе не может; и вовсе не из-за таких уж высоких моральных качеств его Сармата. Все мы люди, чего уж там… Просто его всего неделю, как перевели в этот Краковец из Добрянки, что на белорусско-украинской границе, между Гомелем и Черниговом. Сармат доложил об этом Загороднему и очень и очень этому переводу удивлялся; а ещё больше удивлялся тому, что в день его приезда на таможенном посту Краковец сменился весь, подчистую, личный состав — чего на его памяти вообще нигде и никогда не разу не было. Понимаешь?

Левченко кивнул.

— Таким образом, вырисовывается, подполковник, довольно скверная ситуация. Наш парень внезапно, без каких-либо согласований, с белорусского рубежа — где, заметь, система пропуска граждан и грузов серьезно отличается от того же польского направления — переводится на пункт пропуска на польско-украинской границе. Какой расположен на трассе Жешув-Львов, по которой идёт неслабое движение — и что он видит, прибыв на место? А видит он, что весь — подчёркиваю, весь! — прежний персонал таможенного поста сменён полностью, до последнего человека, а новый — набран с бору с сосёнки, так, что друг друга никто не знает и никто друг с другом близких и доверительных отношений пока не поддерживает — ввиду отсутствия общих интересов. Которые, как сам знаешь, за неделю появиться в принципе не могут. А через неделю этот же наш парень внезапно звонит своему командиру и докладывает, что в его смену произошло нечто чрезвычайное — что именно, он сообщит после сдачи дежурства — и немедля вслед за этим исчезает. Какие у тебя мысли возникают, подполковник?

Левченко задумался. А затем, взглянув на шефа, произнёс:

— По ходу пьесы, исчезновение это весьма скверно пахнет.

Генерал кивнул.

— Вот-вот. Я Загороднему не говорил, но думаю — исчез его парень не случайно, и вернуться ему в мир живых, как это ни прискорбно, вряд ли удастся. Исчез он навечно — потому что узнал нечто такое, за что его, не раздумывая, некие нехорошие люди в один момент к высшей мере приговорили, и приговор этот в исполнение тут же и привели.

Левченко кивнул. Но затем, покачав головой, возразил:

— А может, это и не по нашему ведомству? Может, тут банальная контрабанда? Стоит ли наших офицеров для расследования засылать? Да и как это будет выглядеть в свете договора девяносто второго года? Мы ж вроде подписывались деятельности друг против друга не вести…

Генерал поморщился.

— О договоре помолчим; мы против Украины никаких действий вести не собираемся, это ты себе заруби на носу. Но ведь пропал человек! Даже если проходит эта пропажа и не по нашему профилю — пропал-то НАШ человек! — Затем, немного подумав, генерал продолжил: — Но в целом ты, пожалуй, прав — пока ситуация маловразумительная и, как говорит наш друг Гончаров, мутная до посинения — мы туда лезть нашими штатными людьми не станем. Штатными! — И с этими словами Калюжный хитро взглянул на своего зама.

— Одиссей? — только и спросил Левченко.

— Он! Видишь, как удачно карта легла — он сейчас в Бресте, что до нашего места происшествия — двести с небольшим километров, да и паспорт у него украинский — легальный, надеюсь?

— Обижаете, товарищ генерал! Американскую визу с этим паспортом можно идти получать!

— Ну вот, тем более. У нас, можно сказать, прямо на месте имеется свой человек титульной национальности — вот ты ему и поручи осторожненько так провентилировать вопросик: куда и почему пропал старший инспектор таможенной службы Дроботей Александр Фёдорович, известный нам по служебному позывному Сармат. Глобальных задач перед ним не ставь — всё ж человек только что, можно сказать, с того света вернулся; но приказать докопаться до истины — ты ему прикажи. Он же у нас человек с высшим образованием?

Левченко молча кивнул.

— Ну вот, значит, алгоритм решения проблемы как-то найдёт. И, как только разберется, что к чему — пущай доложит и едет на море нежиться. Я не против.

Подполковник чуть заметно усмехнулся.

— Что, думаешь, не поедет?

Левченко покачал головой.

— Не думаю. Не такой он человек, чтобы на полпути дело бросить. Да и с точки зрения интересов службы — пусть попрактикуется.

Генерал вздохнул.

— Ну, это посмотрим. Пока для него задача простая — посмотреть, что в этом Краковце делается, и нам с тобою об этом доложить. Я думаю, местные внутренние органы к завтрему засуетятся, да и по городку слушки разные пойдут; так что информации у нашего парня будет — выше крыши. И его главная и единственная задача — разобраться на месте и сообщить нам, что с Сарматом. Но, ежели Одиссей там что-нибудь нароет по нашему профилю сверх поставленной задачи — мы ему в помощь отправим парочку оперативников прямо из Москвы. Как ты думаешь, справиться?

Левченко улыбнулся и покачал головой.

— Я не думаю. Я знаю.

Первым делом — встать на колёса. Раз уж он украинец, то сделать это надо где-нибудь на той стороне, но не шибко далеко — например, в Ковеле. Без машины ему будет трудней оперировать, да и перекантоваться ночку — ежели с гостиницами будет трудно, или их не будет вообще — в машине гораздо удобнее, чем на вокзале. Да и ранения его — которые, блин, отцы-командиры как-то вдруг ни с того ни сего решили не замечать — требуют бережного отношения к собственному телу. Чай, уже не мальчик, пора бы и поберечься…