к сыщику: на работе он всегда должен замечать все подсказки, которые встречаются ему на месте преступления или необычного происшествия. Соответственно, в реконструкции Максима то, как Тойво воспринимает внутренние или внешние ландшафты, ничего не говорит о ландшафте как таковом – ландшафт скорее выступает частью протокола о расследуемом происшествии.

Да, следы здесь были, следов было много: помятые и поломанные кусты, изуродованная клумба, а трава под перилами выглядела так, словно на ней кони валялись. Если здесь побывали животные, то животные неуклюжие, громоздкие, и к дому они отнюдь не подкрадывались, а перли напролом. С площади, через кустарник наискосок и через раскрытые окна прямо в комнаты…

Тойво пересек веранду и толкнул дверь в дом. Никакого беспорядка там не обнаруживалось. Точнее, того беспорядка, какой должны были бы вызвать тяжелые, неповоротливые туши.

Диван. Три кресла. Столика не видно – надо полагать, встроенный. Пульт только один – в подлокотнике хозяйского кресла. <…> На передней стене – левитановский пейзаж, старинная хромофотоновая копия с трогательным треугольничком в левом нижнем углу, чтобы, упаси бог, какой-нибудь знаток не принял за оригинал [Стругацкие 2000–2003, 8: 582–583].

Ландшафт Малой Пеши дает подсказки для развития научно-фантастического сюжета, а также скрытого философского сюжета романа. Стругацкие используют детективные клише не только для того, чтобы построить увлекательный сюжет, но и для того, чтобы крепче увязать фантастическую историю с современной политической и философской повесткой дня. Дабы понять, как это сделано, надо вспомнить: пространство действия и среда в детективе выполняют прагматическую, а не семантическую функцию [Ревзин 1964][17]. Иными словами, пространство действия и среда описываются в детективах иначе, нежели в других жанрах. Сцена преступления или таинственных событий предстает не в виде романтической либо реалистической картины природы или гостиной, но как описание местности, сохранившей следы какой-то человеческой деятельности. В топографии криминального романа человеческая деятельность объективирована (versachlicht) [Heissenbuttel 1964]. Так, в приведенном выше отрывке во внутреннем и внешнем ландшафте Малой Пеши четко запротоколированы поспешное бегство с веранды, признаки того, что по саду прошло огромное животное, и загадочное отсутствие беспорядка в доме, куда животное, предположительно, заходило.

С другой стороны, несмотря на футуристическую технику (пульт управления в кресле, «хромофотоновая копия» и т. д.) и интернационализированный лексикон, ландшафт Малой Пеши обозначает и современную социополитическую среду, важную для глубинного философского сюжета. От описания дачного курорта и окружающего ландшафта веет ностальгией по нетронутым просторам Русского Севера. Не хватает только березок, а в остальном туманные протоки и гигантские сосны очень похожи на карикатурное изображение меланхоличных левитановских пейзажей, один из которых ожидаемо появляется через несколько страниц (процитировано выше). Этот ландшафт, с его пародийными оттенками, не отражает некоего естественного пространства: он служит для описания среды, где важную роль играют русские национальные чувства. Какую именно роль, становится ясно по мере развития сюжета.

Для достоверного описания детективных методов Тойво необходимо воспроизвести его привычку с невыносимой точностью отмечать время, даты и цифры. Как бы там ни было, такая насыщенность рассказа на первый взгляд излишними статистическими данными нарушает плавность изложения. Начинаешь задумываться, стоило ли платить подобную эстетическую цену за правдоподобное описание процесса работы бесстрастного, скучного и фанатичного следователя. Как и следовало ожидать, эстетическая «потеря» оборачивается информационным «приобретением» (когнитивное приобретение может стать в конечном итоге эстетическим).

Вторая часть реконструированной истории начинается в шестой главе романа. Она открывается обилием цифр:

Глава 6

Малая Пеша. 6 мая 99 года. 6 часов утра.

5 мая около одиннадцати вечера в дачном поселке Малая Пеша (тринадцать коттеджей, восемнадцать жителей) возникла паника [Стругацкие 2000–2003, 8: 585].

Совпадение трех шестерок – в названии главы (относится к внешнему повествованию романа), дате и времени (относятся к внутренней истории) – обретает смысл в свете «чрезмерных» статистических подробностей, приведенных в скобках (13 коттеджей, 18 жителей). В главе 13, стихе 18 Откровения написано: «Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть».

Зверь, к которому отсылает Откр. 13: 18, скоро появляется в реконструированной топографии главы 6, написанной в 6 часов утра 6 мая: «…возникла паника. Причиной паники послужило появление в поселке некоторого (неизвестного) числа квазибио-логических существ чрезвычайно отталкивающего и даже страшного вида» [Стругацкие 2000–2003, 8: 585].

У зверя, вторгшегося в курортный поселок, по разным описаниям, множество глаз и рогов. Поэтому о звере всегда говорят во множественном числе. Как и в библейском Апокалипсисе, появление зверя (зверей) в Малой Пеше делит население на две группы: избранных и проклятых. На самом деле в восприятии курортного сообщества это два разных зверя: несколько человек видят в нем часть Божьей армии, одного из четырех животных, «исполненных очей спереди и сзади», описанных в Откр. 4: 6; большинство же видит одного из посланцев Сатаны, ужасного с виду и с множеством рогов, как Зверь из моря, описанный в Откр. 13: 1-10. Последние пребывают от появления зверя в полнейшем апокалиптическом ужасе: «Вы говорите, напугать могут… – процедил он [очевидец], не поднимая глаз. – Если бы – напугать! Они, знаете ли, сломать могут!» [Стругацкие 2000–2003, 8: 584].

Только ребенок и старая дама признают в нем не зверя, но одного из «животных» Божьих, упомянутых в четвертой главе Откровения. Впрочем, Стругацкие избегают клише, не подчеркивая ни невинность детства, ни мудрость старости per se как спасительные свойства. «Спасенных» объединяет не это, а некая неуловимая принадлежность к иным мирам, литературные источники которой можно найти в другом тексте.

Маленький загорелый мальчишка появляется в обезлюдевшей апокалиптической деревне, когда следователи завтракают. Он сообщает следователям, что его зовут Кир и что он вернулся на семейную дачу, дабы забрать свою галеру. Модель галеры мальчика становится лейтмотивом, сопровождающим его до конца главы. Галеру Кира можно рассматривать как игрушечную модель галеры из «Самой удивительной повести в мире» Киплинга, а все остальное в дачном поселке, если смотреть глазами Кира, становится чем-то вроде игрушечной модели мира Киплинга. Как посланник Стругацких из другого вымышленного универсума, персонаж Кира (у Киплинга Ким) олицетворяет чувствительность своего мира. Для него рогатые звери

добрые, смешные… Они же мягкие, шелковистые такие, как мангусты, только без шерстки… А то, что они большие, – так что же? Тигр тоже большой, так что же, я его бояться должен, что ли? <…> И пахнут они хорошо! <…> Они ягодами пахнут! Я думаю, они ягодами и питаются… Их бы надо приручить, а бегать от них… чего ради? [Стругацкие 2000–2003, 8: 590].

Еще одна обитательница Малой Пеши видит, как