Мое смущение куда-то резко испарилось, осталось только легкое раздражение человека, которого отвлекали от важного занятия какой-то ерундой.

– Под ключицей, – поправила я, стараясь высечь огонь. Он, конечно, не высекался. Колесико щелкало, но, кажется, «Зиппо» все. Придется разбирать и проверять. Очень обидно.

Исподтишка я следила за магом – так, на всякий случай.

– Не столь важно где, – ответил Кондор, снова отводя глаза в сторону. – Но это все объясняет.

– Что объясняет? – я вскинула голову, оторвав печальный взгляд от зажигалки.

– Почему моя метка сбилась. – Он прислонился к стене и посмотрел на витраж, тяжело вздохнув. – Еще раз прошу прощения, Мари. – Наши взгляды встретились. Я ожидала встретить насмешку, хищное любопытство или что-то похожее на это, но наткнулась на настороженность и внезапное для меня смущение. Кондор улыбнулся, и эта улыбка тоже получилась какой-то извиняющейся. Выглядел он заметно лучше, чем в тот раз, по крайней мере, уже не напоминал восставшее умертвие. И синяки под глазами исчезли. – У тебя все в порядке?

– Не жалуюсь, – ответила я, все еще не понимая, что происходит.

– Вот и славно. – Кондор приложил ладонь к груди и наклонил голову – такой вежливый жест, напоминающий одновременно и приветствие, и прощание, и просто выражение хорошего отношения. – Приятно провести время.

Он резковато развернулся и пошел в сторону двери.

Я посмотрела на зажигалку в своей руке, на свечу, которая стояла слишком далеко, чтобы мне хотелось к ней тянуться, и вдруг порядочно осмелела.

– Кондор, стой!

Он остановился уже рядом с дверью, готовясь ее толкнуть, и обернулся ко мне, удивленно приподняв брови. Я потрясла бесполезной зажигалкой в воздухе.

– Ты же маг, – сказала я, пытаясь сдержать улыбку. – А мне нужно…

Он бросил взгляд на свечу, понял, в чем дело, быстрее, чем я могла объяснить, и, самодовольно ухмыльнувшись, щелкнул пальцами. На кончике сигареты вспыхнуло пламя.

Мое удивленное «спасибо» ударилось в закрытую дверь.

Я облокотилась на бортик ванной, положила голову на скрещенные руки и затянулась сигаретой, а после этого, выдохнув дым, с головой ушла под воду.

…И тут же чуть не подскочила, потому что ступня попала как раз в поток горячей воды.

И обидно, и от самой себя смешно.

Почти как намек, что нужно быть осторожнее и осмотрительнее.

***

Шутки про призраков перестали быть смешными, когда я обнаружила всю одежду, которую оставила за ширмой в ванной комнате, на кровати. И платье, и белье, и даже мои носки были чистыми, пахли травами и чем-то еще.

Придерживая одной рукой полотенце на груди, я взяла во вторую руку то самое тяжелое блюдце и, дрожа уже не от холода, а от паники, еще раз обошла все углы.

И угол за ширмой тоже.

Он был пустым. Две деревянные полочки, на которые меня просили складывать одежду, тоже были пусты. Никакой потайной двери или окошка, через которое кто-то мог бы проникнуть сюда, я не нашла, и от этого стало еще страшнее.

Засов на двери был задвинут.

Я прижалась спиной к стене, ощутив лопатками, кажется, все ниточки на гобелене и прохладу камня, которую он прятал, и попыталась выровнять дыхание.

Видимо, некоторые чародеи проходят сквозь стены или…

Без «или». В спальне, в углу рядом с окном, стояло еще одно зеркало. Вот и ответ.

С остальным я разберусь завтра. Обязательно. Приставлю канделябр к горлу того, кого поймаю первым, и все узнаю. Переберу все книги в библиотеке – должны же здесь быть энциклопедии и учебники? Начну без стеснения спрашивать обо всем, что кажется мне подозрительным или непонятным.

А сегодня посплю с тяжелым предметом под подушкой.

Зажигалка, к моей печали, все еще не работала. Я положила ее в открытом виде на маленький столик, стоящий сбоку от кровати. На этом же столике откуда-то взялся флакон – тот самый, который дал мне Кондор, посоветовав использовать его содержимое, если буду плохо спать. Предусмотрительный, надо же. Я скептически хмыкнула, но все-таки щелкнула металлическим рычажком, который держал на месте крышку, и принюхалась.

Валериана, анис и что-то еще.

«Может быть, – подумала я, возвращая закрытый флакон на место, – там и нет никакой магии – только травы».

Но пока я не хочу рисковать.

Тем более что сильнее, чем запах аниса, я терпеть не могла только лакрицу.

Ночная сорочка, которая лежала тут же, рядом с моими чистыми и подлатанными на коленях джинсами, оказалась длиной до колена и без всех этих ужасных воланов и кружев, которые я успела себе навоображать. «Если и нижнее белье здесь окажется нормальным, – подумала я, проводя рукой по прохладной ткани наволочки, – то, пожалуй, можно будет совсем расслабиться. И попробовать получать удовольствие».

Третий щелчок пальцев заставил кристаллы мигнуть и погаснуть.

Комната погрузилась в темноту.

Я лежала в ней, свернувшись под одеялом, спрятавшись в нем с головой на самом краю огромной кровати, и прислушивалась к мягкой, как вата, тишине.

Ни шагов, ни шума машин, ни голосов с улицы – ни даже завываний ветра.

Ни мышей, скребущихся в стенах и за гобеленами, ни кошек, следящих за мышами, ни собак.

Даже угли в камине вели себя тихо.

Странное место.

***

В полутемном баре было уютно и тепло.

Я любила приходить туда вечером в будни после учебы ради вишневого пива, картофельных шариков с сыром и одного из барменов.

Одной из.

В тот вечер ее ловкие пальцы мешали колоду Таро – ту самую, старую, которую я принесла, чтобы был повод поговорить.

Наверное, мне хотелось говорить хоть с кем-то, и эта девушка, рыжая, как октябрь, с короткой стрижкой, обнажающей скулы и татуировку-лотос на шее сзади, была прекрасным собеседником. Или слушателем, если мне хотелось выговориться.

Должно быть, у барменов это профессиональное, но я хотела верить, что когда она улыбалась мне – она улыбалась по-особенному и только мне.

– Тяни три, – приказала она, протянув мне веер колоды, и улыбнулась растерянно. – Давно я такого не делала.

Между коктейлем и кофе я вытащила себе три карты – по одной на прошлое, настоящее и будущее, и рыжая женщина с лотосом на шее, с ловкими руками, которые бывают у барменов, музыкантов и волшебников, сказала мне, что я есть.

Повешенный означал, что я запуталась и застряла – и я правда чувствовала себя так, словно вишу вниз головой, а мир вокруг смеется и ускользает из-под контроля.

Смерть, рыцарь на бледном коне, несла перемены и рядом с Повешенным читалась как освобождение от пут.

Иногда это освобождение сопровождалось падением и ударом о землю, предупредили меня.