Бандиты никого не бандитировали и если жили на чердаке, то мирно. Однако что же это за штаб дивизии (да еще дивизии НКВД!) с бандитами на голове. К тому же, ожидая от бандитов непроисходящего бандитизма, население нервничало. Полковник Сладков вызвал лейтенанта Агибенина и поставил его во главе облавы на бандитов, если таковые окажутся. Из солдатских казарм был вызван взвод солдат с автоматами, и рано утром «иждивенцы» проснулись от выстрелов… Так как их окно выходило не во двор, но на развалины вокзала, пришлось одеться и выскочить на лестничную площадку. Через круглое окно (дом-то был конструктивистский) мать с сыном прежде всего увидели лысину майора Панченко без кителя, в подтяжках поверх нижней рубахи, в синих галифе, но босиком, револьвер в руке… В кузов открытого грузовика многорукая и многоногая группа красноармейцев втягивала какого-то типа… (В предтелевизионную эпоху эту ротозеи страдали неимоверно. Потому как рассмотреть группу людей в движении и борьбе было почти невозможно. В особенности ротозеям задних рядов или ротозеям с близорукостью.) Мелькали руки, ноги и приклады… И то не было футбольное поле, на каковом игроки более или менее хорошо видны с возвышающихся трибун, даже если они сплелись многоножками. Бандит, втаскиваемый в кузов, был в военной форме. Во всяком случае, видны были солдатские сапоги, которыми он пытался упереться в кузов, и несолдатские синие его галифе… На мгновение порой было видимо его лицо, залепленное мокрым темным чубом. За группой красноармейцев шел, ох, нет… лейтенант Агибенин ходить не умел. Гамлет, Дон Кихот, он выпрыгнул кузнечиком, высокий, сутулый, лысый в двадцать шесть лет. (Лысых среди военных того времени было много. Может быть, из-за необходимости постоянно носить фуражки и шапки?..) Выпрыгнув, лейтенант воздел к небу руку с зажатым в ней «ТТ», призывая к подвигу следующую за ним еще одну группу красноармейцев. Плечо лейтенантского кителя было темным от крови. Впоследствии оказалось, что лейтенант был легко ранен в мякоть. И это было самое серьезное из всех ранений лейтенанта, ибо обычно он умудрялся получать куда более смехотворные ранения.

Эдик не запомнил криков, звук был выключен, память не записала звуки, но вид двора из круглого окна: лысина майора Панченко, Агибенин с пистолетом, взметенным вверх, две группы красноармейцев, в центре каждой по отбрыкивающемуся из последних сил бандиту, — запечатлелся памятью фотографически, оформленный в зеленую круглую раму окна. Осталась за кадром третья группа красноармейцев. Она вышла во двор позднее и состояла из трех человек. Двое несли тяжело раненного бандита, и один красноармеец нес в охапке, очевидно, бандитские вещи: одеяла, ремни и торчащее во все стороны оружие.

Великий военный стратег Агибенин, получив от полковника приказ очистить чердак, но так, чтобы не перепугать «иждивенцев», выбрал шоковый метод. Он первым, со страшным криком, ворвался к бандитам на рассвете. Бандиты себе мирно спали в углах. Однако Агибенин так долго танцевал перед ними в героической позе удобной мишенью, что получил-таки пулю в плечо. Поскольку о дальнейшей судьбе бандитов или их происхождении ничего не известно, целесообразно перейти к лейтенанту Агибенину. Вне всякого сомнения, это был героический тип, всегда ищущий, торопясь, героизма и попадающий вследствие своей решимости и торопливости в смехотворные ситуации.

Однажды лейтенанта с поднятыми руками под дулами автоматов голого (!) привел в штаб и сдал лично дежурному, капитану Солдатенко, военный патруль. Дабы унизить до крайности лейтенанта, матерящего их врагами народа, троцкистами и немецкими (!) шпионами, патрули потрудились раздеть его и провести через большую часть города на забаву населению. Дело же, из-за которого его задержал патруль, было пустяковое, то есть дела вовсе не было. Агибенин явился под окна вечной своей пассии Елены Вяземской, а та, обладающая еще более взбалмошным характером, чем Агибенин, отказалась его принять. Отказалась, и все. В этот вечер у нее не было настроения. Интересно то, что большинство женщин и мужчин той эпохи откликалось лишь на единственные варианты имен. Агибенин был известен как сумасшедший лейтенант Агибенин, и, лишь очень напрягаясь, автор, кажется (!), припоминает, что его звали Славой, а вот от Елены Вяземской засели в памяти обе части. О чем это говорит? О том, что Елена Вяземская была крепкая женщина, состоящая из двух спаянных глыб, как два куска гранита, составляющие один памятник. Она не только была Еленой, но еще и Вяземской. Агибенин устроил страшный трагедийный шум под окнами Елены Вяземской и угрожал, задрав голову вверх, застрелиться. Она сказала: «Валяй, стреляйся, Слава. Я всегда хотела, чтобы мужик из-за меня застрелился». Он выстрелил, сунув дуло «ТТ» под мышку, в стену. Елена Вяземская хохотала в окне. Соседи проснулись и стали давать советы самоубийце: «Ты в рот, в рот дуло-то положь!» Явившемуся на выстрелы патрулю нехотя пришлось арестовать нетрезвого лейтенанта и, продержав его ночь на гауптвахте, наутро, так как он не успокоился, подвергнуть путешествию с поднятыми руками и голяком. Они могли привезти его на «харлее» в коляске, в комендатуре было несколько, в трофейном автомобиле на выбор, но дежурный решил унизить наглого лейтенанта как можно больше. Тотчас после войны военные ссорились по-своему.

Елена Вяземская сказала, что выйдет за Агибенина замуж, только если он станет Героем Советского Союза. Трудно стать героем, если война кончилась. Агибенин пытался перевестись на Дальний Восток, где, несмотря на окончание войны, шли еще мелкие военные действия. Позже он пытался перевестись в Западную Украину, где вовсю резвились тогда «бандеровцы», украинские националисты, ушедшие «в маки». Стяжать славы и жениться на высокомерной Елене Вяземской. Ребенок Эдик не сумел увидеть прославленную кокетку, но автору кажется, что она неделена была крупным носом римлянки, сложной прической в буклях и величавой, как у женщин Пьетро де ла Франческо, статью… Агибенин, начитанный истерик, лысый аристократ Красной Армии, отчаянно завидовал майору Кузякину. Майор, полуграмотный, подписывающийся на потеху всей дивизии как «егрой Кзякин», стал Героем Советского Союза, не желая этого, случайно. В 1944‑м, выйдя со своим взводом разведчиков прогуляться в тыл врага, уже на территории Польши, лейтенант Кузякин перерезал горла паре фрицев-офицеров, путешествующих небрежно без охраны. И, прихватив фрицевский портфель, свалил обратно к своим через линию фронта. В портфеле, когда штабные изучили их, оказались сверхсекретные бумаги, повлиявшие впоследствии на ход войны на всем участке фронта. Результат: полуграмотный лейтенант, деревенщина, по мнению Агибенина, взлетел сразу через две ступени в звании — получил майора. И звезду Героя Советского Союза в придачу. Агибенин презирал «егроя Кзякина». Презирал его красивую зеленоглазую жену с деревенским (по тем временам) именем Дуня, презирал даже ребенка Кузякиных. Обязанный по уставу первым отдавать старшему по званию честь, Агибенин избегал «егроя» и однажды спрятался в туалет, чтобы не приветствовать майора.

Отец Вениамин дразнил сына странной частушкой-песенкой, сочиненной, наверное, им самим, кем же еще?

Эдя-бредя

Съел медведя,

Поймал чушку

За пичужку…