Елисей находился на улице и жарил шашлык. Честно говоря, я не ожидала застать его за таким занятием. Увидев меня, летчик сначала оценивающе оглядел, а затем махнул рукой, приглашая войти. Видимо, он удивился, увидев в пустынном дачном поселке довольно молодую женщину, одетую хоть и по-дачному, но все равно непривычно, – новенький «Ситроен» свидетельствовал о достатке, который подчеркивал фирменный спортивный костюм.

– Здравствуйте, – сказала я. – Вас зовут Елисей Державин?

– Да, это я. Здравствуйте, – ответил молодой человек, несколько насторожившись.

– Меня зовут Татьяна Александровна Иванова. Я занимаюсь расследованием смерти Олеси Милехиной.

Лицо Елисея тут же помрачнело.

– Проходите, – он сделал приглашающий жест в сторону дачи. – Вы еще не завтракали? – неожиданно вдруг спросил он.

– Вообще-то завтракала, – улыбнулась я.

– Ничего страшного. От моего шашлыка еще никто не отказывался, – констатировал он. – Заходите в дом, располагайтесь. Сейчас поедим, а заодно и поговорим.

Я согласилась и прошла внутрь. На крошечной веранде увидела умывальник и сразу же вымыла руки. Затем, пройдя через такую же крохотную кухоньку, где едва помещались газовая плита, холодильник и столик, проследовала дальше. В уютной комнате, куда я вошла, стояли обеденный стол, старый диван и несколько самодельных табуреток. На столе – самовар, накрытый полотенцем, в тарелочке – нарезанный хлеб. Здесь же примостилась бутылка кетчупа. Я отметила для себя, что Елисей был довольно аккуратным человеком, подтверждая данную ему характеристику студентом Василием. Во всяком случае, вся обстановка говорила именно об этом.

Я подошла к окну и сквозь тюлевую занавеску стала разглядывать жениха покойной Олеси. Внешне он очень хорош – темные волосы, ясные голубые глаза. И было еще в Елисее что-то такое, что невольно притягивало к нему: от него исходили мужественность, чувство собственного достоинства и надежность. Возможно, именно эти интуитивно угадываемые качества и подкупили в свое время Олесю. Он действительно выглядел так, что казалось: за этим человеком женщина будет чувствовать себя как за каменной стеной.

Увидев, что Елисей направился к дому с готовым шашлыком в руках, я отошла от окна и присела на табуретку. Летчик вошел, сразу заполнив собой пространство, а в воздухе разлился восхитительный запах жареного мяса.

Однако прежде чем приступить к трапезе, я честно призналась:

– Елисей, прежде всего мне бы хотелось уточнить: я не представляю правоохранительные органы, а занимаюсь этим в частном порядке.

– Кто же вас нанял? – удивленно спросил Державин.

– Сам Милехин. Через своего адвоката Привольнова.

Елисей кивнул головой и глухо сказал:

– Впрочем, какая разница, кто вы? Главное, что вы появились вовремя. Еще немного – и я сам бы занялся этим делом, только, пожалуй, наделал бы глупостей.

– Вам удалось что-нибудь узнать? – заинтересовалась я.

– Давайте сначала пообедаем, потом вы зададите мне свои вопросы, а я поделюсь с вами тем, что узнал, – предложил Елисей.

– Давайте, – согласилась я.

Шашлык показался мне необыкновенно вкусным. Ко всему прочему Елисей предпочитал фруктовый чай, и это был один из моих любимых сортов. Что и говорить, я была польщена и приятно удивлена.

– Спасибо за завтрак, – сказала я после того, как с трапезой было покончено. – А теперь давайте все-таки поговорим.

– Давайте, – пожав плечами, сказал Державин. – С чего вы хотите начать?

– Расскажите мне об Олесе, – попросила я. – Что она была за человек? Чем жила, о чем мечтала?

Елисей неопределенно поднял бровь и, не отрывая взгляда от чашки чая, сказал:

– Олеся была необыкновенной девушкой. Наверное, когда-нибудь я встречу и полюблю другую, но ее никогда не забуду. Она была… удивительно чистым человеком, порядочным. И абсолютно не меркантильным. Согласитесь, редкость в наше время.

Я осторожно кивнула.

– К тому же она была очень серьезной. Не любила популярные сейчас среди молодежи развлечения типа ночных клубов и дискотек. Она вообще была против банальщины. Любила бывать одна, гулять по парку, ездить на природу. Здесь мы часто проводили время вместе. Могли просто медленно прогуливаться, взявшись за руки, и молчать. Совсем как скучные старики, да? – неожиданно усмехнулся он, глядя на меня, как мне показалось, с вызовом.

– Я ничего такого не подумала, – улыбнулась я, пожав плечами. – Я вас внимательно слушаю.

Державин снова глубоко вздохнул и потер лоб.

– Извините, – проговорил он. – Просто… Все эти сплетни вокруг ее смерти очень меня раздражают! Обидно, когда на такую хорошую девушку выливают ушат грязи, да еще после смерти!

– Вы знаете официальную причину смерти Олеси? – спросила я.

– Да. Передозировка героина, – хмуро ответил Державин. – Но я не верю, что Олеся сама на это пошла: во-первых, она не была наркоманкой. Я готов жизнь положить на то, чтобы доказать это. Во-вторых, даже если предположить, что Олесе захотелось разочек попробовать – она же медик и знала допустимую норму. В-третьих, Олеся очень любила жизнь. Она мечтала о семье, о детях. Вам кто-нибудь говорил о том, что Олеся была беременна?

– Нет, – удивилась я.

Елисей прерывисто вздохнул:

– Мы вместе мечтали о семье. В тот день, когда я вернулся домой и нашел Олесю мертвой, мы должны были подать заявление в загс.

– Елисей, а какие взаимоотношения были у Олеси с отцом?

– Он был хороший отец. Олеся любила его, – ответил Державин чуть изменившимся, более сухим тоном, и я это заметила.

– А какие у вас отношения с Милехиным? – спросила дальше.

– Не очень хорошие, – честно признался Елисей. – Но я думаю, что мы бы с ним, в конце концов, смогли найти общий язык. Милехин никак не желал признавать, что его малышка выросла и ей пора устраивать собственную жизнь. К тому же он считал, что раз Олеся его дочь, то он имеет полное право распоряжаться ею как ему захочется. То есть она должна выйти замуж не за того, за кого она пожелает, а за кого он захочет ее отдать.

– Она говорила отцу о том, что беременна?

– Не знаю, – смутился Елисей. – По-моему, нет… Но точно не скажу.

Я посмотрела на Державина в упор и быстро спросила:

– Как вы думаете: между Олесей и ее отцом могли существовать интимные отношения?

Елисей даже отшатнулся. Несколько секунд висела тяжелая пауза, затем Державин нарушил напряженную тишину:

– Да как вы могли предположить?! – возмутился он. – Какая гадость! Об этом даже речи быть не может! Нет! Нет! И еще раз нет! С чего вы взяли?

Он смотрел на меня недоверчиво и даже зло.