– Здорово! – похвалила я Олега. – Ты молодец. Давай познакомимся, меня зовут Даша.

– Сто двадцать четыре, семьдесят восемь, двести, – без всякой агрессии произнес мальчик.

Я повернулась к Наде:

– Олег не ваш внук…

Она махнула рукой:

– Сплошная беда. Нет, конечно, я надеюсь, что дочь мне нормальных родит, не уродов.

– Не говорите так, – попросила я, – мальчик все понимает.

– Тогда почему он так себя ведет? – возмутилась она.

– По-другому он не может, – вздохнула я.

– Таблетки от его болезни продают? – с надеждой спросила хозяйка квартиры. – Вон у соседки, Зинаиды Кирилловны, внучка с припадками слегла, так ей уколы делали, нонче она козой скачет.

– Увы, аутизм остается для науки загадкой, фармакология пока бессильна, – развела я руками. – Думаю, надо показать Олега психотерапевту. Хороший специалист может подобрать ключи к мальчику. Как он к вам попал?

Надежда покосилась на Олега.

– Дочь моя, Лариска, привезла. Никогда она меня не слушала, сколько раз я ей внушала: Лара, на свете существует много хороших профессий, выучись на стоматолога и живи припеваючи. Не хочешь быть врачом – иди в институт иностранных языков, если тебя совсем прижмет, частные уроки прокормят. И ведь она имела возможность выбрать вуз, школу закончила с золотой медалью, всего один вступительный экзамен сдай – и студентка. Я с юности мечтала высшее образование получить, да не вышло. Думала, дочь выучится, но у Ларки упрямства много.

Я подавила вздох. Большинство пап и мам желает своим чадам добра, поговорка «Родители плохого не посоветуют» не лишена смысла. Но частенько старшее поколение пытается осуществить при помощи детей или внуков свои собственные мечты. Наверное, вы слышали от какой-либо молодой мамы фразу: «Моя девочка непременно поступит в балетное училище» или «В нашей семье подрастает великая певица». К гадалке не ходи, мать сама жаждала выступать на сцене, но ее судьба сложилась иначе. Однако дочка, скорее всего, совсем не грезит о подмостках, а мечтает заниматься фотографией. С большой долей вероятности, желание девочки в расчет не примут, и мир обретет еще одну неуклюжую танцовщицу или безголосую певичку, которая хочет работать журналистом. Я сама не избежала такой участи. В детстве я была патологически неспортивным, неуклюжим ребенком, не могла выполнить ни одного упражнения на брусьях, падала кулем с бревна, даже простой кувырок вперед давался мне с трудом. Моя бабушка поняла, что гимнастки из внучки не получится, и отдала меня в музыкальную школу. И вот тут начинается самое интересное. Я имела хорошую форму рук и длинные пальцы и вполне могла освоить азы игры на фортепьяно, но как же меня злила перспектива сидеть за инструментом! В нашем классе училась Вера Рыжкова, которая занималась в секции гимнастики и считалась звездой школы. Вот кто мог ловко крутиться на всех снарядах и бегать на руках по спортзалу. Сейчас-то я понимаю, что Рыжкова была среди профессиональных спортсменок последней, в четырнадцать лет уже побеждают на международных соревнованиях, а Веру никогда не звали ни на какие состязания, кроме районных. Но как я ей завидовала! В мечтах я видела себя олимпийской чемпионкой с золотой медалью на шее, слушала гимн Советского Союза, исполняемый в мою честь, и краем глаза следила за плачущей Верой, сидящей на зрительской трибуне. Но увы, бабушка категорически не желала отводить внучку в спортзал, мне приходилось таскаться в ненавистную музыкалку.

И как вы думаете, что сделала госпожа Васильева, когда ее дочери исполнилось пять лет? Правильно, я приволокла девочку к тренеру. Следующие три года я упорно возила малышку на тренировки. Когда Манюня перешла в четвертый класс, передо мной встал выбор: переводить ее в спортивную школу или оставить в обычной? Честно признаюсь, я была на грани радикального решения, но тут взбунтовался Аркадий и отбил сестру от профессионального спорта. В десятом классе Маша призналась:

– Мам, я ненавидела гимнастику и мечтала ходить на занятия музыкой.

– Солнышко, почему ты не сказала мне о своих желаниях раньше? – пролепетала я.

– Не хотела тебя огорчать, – вздохнула дочь.

Видите, как получается, я решила не расстраивать бабушку и маялась с нотной тетрадью, а Манюня боялась огорчить меня и мучилась в спортзале.

Но не все дети таковы. У Нади подросла весьма резкая Лариса. Несмотря на все уговоры, угрозы и родительский шантаж с припевом «Если ко мне не прислушаешься, я заработаю инфаркт», Лара пошла в художественное училище.

Надежда была в шоке, разве это нормальная специальность – малевать картины? Первый год, когда дочь убегала на занятия, Надя рыдала, но потом успокоилась. Обрести душевное равновесие ей помог мужчина, торговавший у метро пейзажами. Из простого любопытства Надя поинтересовалась, какую цену живописец хочет за свои картины, а потом пожаловалась ему на непутевую Лариску.

– Успокойся, – усмехнулся художник, – возможностей много, рисовальщики везде нужны. Не получится свои работы пристроить, пойдет на службу в журнал или издательство, начнет заказы брать. Сейчас модно иметь дома полотна якобы великих, богатые хорошо платят за копии пейзажей и натюрмортов.

Надя успокоилась, помирилась с Ларисой и стала ждать, когда дочь получит диплом. Но, заимев «корочку», Лара вновь пошла своим путем, она не собиралась устраиваться на службу с постоянным окладом, малевала жуткие композиции, от которых Надежду пробирала дрожь, связалась с какими-то странными людьми, выкрасила волосы в черный цвет, повязала на лоб синюю ленту, унизала пальцы кольцами с черепами и часами болтала по телефону, употребляя слова, смысл которых Надежда не понимала. Фрустрация, доминанта, эго, комплекс Эдипа… Никакой пользы от Лары не было, она по-прежнему сидела на шее у матери, таскала у нее из кошелька рубли, опустошала полки в холодильнике, ни разу не заработав на бутылку кефира. Надежде хотелось заявить наглой дочери: «Как тебе не стыдно сидеть у пенсионерки на горбу! У меня крохотное социальное пособие, я подрабатываю торговлей газетами. Не пора ли тебе начать заботиться о маме?»

Но духу на подобный разговор не хватало.

Три года назад Лариса привела домой парня и сказала Наде:

– Знакомься, это Толя, он будет жить с нами.

Надежда окинула юношу скептическим взглядом и не сдержала возгласа:

– Никогда его на порог не пущу!

Анатолий тряхнул длинными волосами, поправил многочисленные бусы, болтавшиеся на груди, подхватил пальцами, ногти которых были выкрашены в черный цвет, тощую сумку и без всякой агрессии сказал:

– Ладно, пока.

Лариса кинулась за ним:

– Стой!

– Извини, – не согласился гость, – твоя мама против меня.

– Я с тобой, – всхлипнула Лариса, повернулась к Наде и прошипела: – Прощай!

Мать посчитала выходку Лары очередным капризом и не очень разволновалась. Дочь и раньше исчезала на две-три недели, ездила с приятелями на рок-концерты, гуляла в Питере, Ростове, Нижнем Новгороде. Надежда знала: раз Лариса не показывается, у нее все хорошо, если у дочери закончатся деньги или она заболеет, мигом примчится к маме. Но на этот раз все было иначе.