— Да? — сказал хорошо знакомый голос.

— Вячеслав Иванович, это Гордеев, — сухо представился адвокат. — Присылай мне материалы по своему доктору.

— А что случилось-то? — веселым и отнюдь не удивленным голосом поинтересовался Грязнов.

— В каком смысле?

— Ну как же, такая добрая воля… и такой непреклонный юрист. Как-то плохо сочетается.

— Погода изменилась, — проскрипел Гордеев. — Гора пошла к Магомету.

— Да? А я что-то не заметил.

— Ну так когда пришлешь? — нетерпеливо сказал Гордеев.

— Вообще-то материалы уже у тебя в ящике лежат. Полчаса назад выслал.

— Мы ведь с тобой даже не говорили об этом! Как это? — удивился Гордеев. — Мысли читаешь?

— Вроде того. Мне Турецкий только что звонил, хвастался, что обедал со знаменитым адвокатом… Кстати, ты сейчас где?

— В Москве пока что…

— Юра, у меня мысль.

— Ни секунды не сомневаюсь.

— Тогда две, — засмеялся Грязнов. — Давай вечером пересечемся, и я тебе кое-что про этого парня расскажу. Занимательное и не очень.

— А надо ли? — поинтересовался Гордеев. — Учитывая, что мне завтра нужно быть в форме, новое дело, первый день, а?

— Но, кроме меня, этого никто не знает, — привел Грязнов неотразимый аргумент. — Может, и он сам не все знает.

— Он сам — это кто? Доктор твой?

— Ну да.

— Ладно, уговорил. — Гордеев немного подумал. — Сейчас мне надо в главный офис, а вечером после девяти заезжай ко мне домой. Как тебе такой вариант?

— Ты по-прежнему на Новой Башиловке?

— Куда я денусь с подводной лодки? Да, — спохватился Гордеев. — А что он за доктор?

— Не пластический хирург. И даже не зубной, — немного виновато сказал Грязнов. — Просто врач «Скорой помощи». Правда, очень хороший. Потомственный врач… Так что насчет гонорара… сам понимаешь… Разве что клизмами.

— Да уж понимаю, — проскрипел Гордеев. — Не в первый раз чистым творчеством заниматься.

8

В два часа дня Турецкий спохватился, что так и не узнал, о чем с ним хотел поговорить Меркулов. Он позвонил ему по прямому телефону, но на звонок никто не ответил. Турецкий позвонил в приемную, и секретарша Виктория прорыдала в трубку:

— Александр Борисович! Александр Борисович! Константина Дмитриевича только что увезли!

— Вика, не ори! — в свою очередь закричал Турецкий. — Кто увез? Куда? Почему?

— «Скорая»! Я ничего не знаю! Он потерял сознание от приступа боли! Я вызвала «скорую»!

— И что, с ним туда никто не поехал?

— Я так растерялась, а он пришел в себя — сказал: позвони Турецкому.

— Куда его повезли?

— Я точно не поняла. Сказали: звоните — и оставили телефон.

Турецкий тут же вспомнил, что Меркулов жаловался на живот, но кто на него не жалуется. Ну вот вам и утреннее дурное предчувствие! Он выскочил из кабинета и понесся к генеральному. Того на месте тоже не оказалось.

— Уже уехал, — сказала секретарша. — Как-то вы сегодня не вписываетесь, Александр Борисович.

— Куда? Куда он уехал?!

Секретарша смерила Турецкого взглядом, как бы оценивая, можно ли доверить ему столь важный государственный секрет, и смилостивилась:

— Домой.

— Какого черта? — разозлился Турецкий.

— Что? — изумилась секретарша. — Это вас не касается, по-моему, Александр Борисович. — Подумала и сменила гнев на милость: — Но вообще-то у него сегодня вечером передача на телевидении. Надо отдохнуть. Он ведь не кто-нибудь, а генеральный прокурор, правильно?

— Он хоть знает, что с Меркуловым, наш генеральный прокурор?

— Конечно.

— Конечно?!

— Он все знает, — железным голосом произнесла секретарша. — У него такая должность — все знать. Он еще вчера знал.

— Как — вчера? — опешил Турецкий.

— Вот так. Просто не хотел расстраивать Константина Дмитриевича.

— Что вы говорите?! Он вчера знал, что Меркулова сегодня увезут на «скорой»?!

— Какая «скорая»? — отмахнулась секретарша. — Я говорю об отставке. Приказ об отставке был подписан вчера. При чем тут «скорая»?

— Какой отставке? — похолодел Турецкий. — Чьей отставке?! Меркулова?!

— Ну да…

— Не может быть!

Секретарша посмотрела на Турецкого снисходительно. Конечно, уж она-то знала, что говорила. Ошибки быть не могло. Турецкий вытер вспотевший лоб.

Ну и ну! Если уж без кого и нельзя было представить себе это заведение, так это без К. Д. Меркулова, заместителя генерального прокурора по следствию, единственного и неповторимого, черт возьми! Скольких шефов он повидал на своем веку… И вот, значит, свершилось. И что же? На следующий день его увозят в больницу!

— Так я не понял, Меркулову об этом уже сказали или нет? — хмуро спросил Турецкий. — Константин Дмитриевич в курсе, что он в отставке?

— Это вне моей компетенции, — был дан хладнокровный ответ.

Турецкий понял, что с этой клушей дальше разговаривать бесполезно, и побежал к секретарше Меркулова. Та все еще размазывала сопли, но уже звонила в больницу, которая конечно же оказалась ЦКБ. Никаких, впрочем, новых сведений добиться не удалось. Секретарша положила трубку и горестно развела руками.

— А он ничего такого сегодня не говорил? — осторожно спросил Турецкий.

— О чем?

— Ну там о работе… О каких-нибудь изменениях, которые должны у нас здесь произойти…

Секретарша Виктория отрицательно покачала головой.

— Да! — спохватился Турецкий. — Жена, дочь знают? Ты им звонила?

— Никто еще не знает…

— Тогда займись этим, а с больницей я сам разберусь. Только не пугай их, скажи…

— Может, аппендицит? — предположила Виктория. И снова разрыдалась. Помощи от нее, конечно, было никакой.

— Ты какая-то сегодня, ну совсем не Виктория, — с досадой пробормотал Турецкий.

У Меркулова было больное сердце, и друзья, не говоря уж о семье, это, конечно, знали. Нет, так беспардонно врать все же не стоило.

— Вот что, вообще пока никому не звони. Со мной пошли.

— З-зачем?

Турецкий молча взял секретаршу за руку и потащил за собой. В своем кабинете он запер дверь, открыл сейф, достал оттуда початую бутылку коньяка «Ахтамар» (э-эх, с Костей же вместе ее начинали!), налил полстакана и силой влил в секретаршу. Потом отобрал у нее мобильный телефон, отключил рабочий в кабинете, запер дверь снаружи и временно переселился к Меркулову — сейчас этому маневру воспротивиться никто не мог. Десять минут он дозванивался в ЦКБ, одним ухом прислушиваясь к радио: