О действиях 4-й армии в этот день п. Тухачевский пишет с определенной долей самоуверенности. Он отмечает, что части 8-й дивизии «были атакованы на походе, разбиты и потеряли всякую способность к сопротивлению. Но и наши части не достигли того, что могли бы извлечь из обстановки» (стр. 52). Пан Сергеев более сдержан в своих выводах, он только говорит, что, несмотря на явную слабость противника, которого следовало добить и разогнать, войска несколько раз развертывались в направлении своего правого фланга и в конце концов вовсе не выполнили свою задачу на 5 июля (стр. 49). Добавлю, что в понимании как п. Сергеева, так, видимо, и п. Тухачевского, большая часть 8-й дивизии, которая, кстати, вовсе не принимала участия в боях 4 июля, была уже разбита. Сопротивление двух батальонов 33-го полка было настолько сильным, что противник в своих оценках преувеличил наши силы, приняв бой двух батальонов за бой основных сил 8-й дивизии. Пан Сергеев добавляет, что «положение обходящей группы обеспокоило и штаб фронта, и директива, отданная в ночь с 5-го на 6-е, указывала на необходимость приложить все силы, чтобы к ночи с 6 на 7 июля отрезать путь отступающему противнику в районе Осиногрудек – Куриловичи». Последние седанские усилия!

Тем временем генерал Желиговский приказал с рассвета 5 июля отвести 10-ю дивизию к реке Мнюта для выравнивания своего фронта с соседями справа. По донесениям этой дивизии, на рассвете 5-го числа она беспрепятственно отошла к Мнюте и заняла в районе Лужки оба берега реки, 8-я же дивизия сосредоточилась под Погостом. В отходе 10-й дивизии с позиций, успешно удержанных накануне, просматривается уже элемент неверия, что 5 июля принесет то, чего не удалось добиться в предыдущий день. Это предвестие начинающегося отступления нашей 1-й армии.

Перейдем к центру, к действиям 15-й советской армии.

В течение 5 июля эта армия продвигается вперед очень медленно, значительно медленнее, чем накануне. А ведь 4 июля отнюдь не было, как мы видели, рекордным с точки зрения пройденного армией расстояния. На схеме п. Сергеева она показана так, что ее южные дивизии (11-я и 33-я) перешли реку Мнюта, на которую вышли в предыдущий день, и продвинулись от нее всего на несколько километров. В свою очередь, северная группа (54-я и 16-я дивизии) подошла 5-го числа к этой реке, но не форсировала ее. В донесениях наших войск, действовавших против 15-й армии, я не нашел правдоподобного объяснения этому явлению. Несмотря на то что приказ по нашей 1-й армии от 4 июля предписывал продолжать нанесение контратак для достижения ранее поставленной цели, наши войска с рассвета ведут бои только тыльными заставами, одновременно группируясь для отступления. Упоминается только бой артиллерии, прикрывающей отход, и лишь самая северная группа, часть 10-й дивизии в районе Лужки, на которую должна была выйти северная 54-я дивизия 15-й армии, доносит о тяжелых боях, которые она вела пополудни 5 июля на восточном берегу р. Мнюта.

То же самое происходит в соседней 3-й советской армии, которая после стремительных атак предыдущего дня снижает темп, начинает продвигаться вперед медленно, вовсе не стремясь к достижению седанской цели, поставленной накануне. В этот день над просторами поля боя навис как бы кризис, отсутствие решительности и энергии с обеих сторон.

Наконец инициативу в принятии решения проявила наша сторона. Около полудня командующий 14-й армией по согласованию с командующим фронтом приказал отступать. Первый пункт его приказа гласит: «Обстановка на фронте 1-й армии требует отхода, отрыва от противника н проведения перегруппировки на новой линии для последующего перехода к контракции».

Приказ не дошел одновременно до всех войск, а самая северная группа под командованием генерала Желиговского не получила его вовсе. Первым его получил генерал Жондковский в Докшицах в 13.45 и сразу приказал подчиненным ему дивизиям, 1-й литовско-белорусской и 11-й, отступить с отрывом от противника на юго-запад в общем направлении на Молодечно. Выполнение этого приказа группой генерала Жондковского полностью открывало с середины дня 5 июля все пути для продвижения в заданном направлении всех советских войск 3-й армии и большой части 15-й армии на ее южном фланге, наиболее выдвинутом на запад. Находящаяся еще севернее группа генерала Енджеевского приказ об отступлении и отрыве от противника получила, так сказать, по частям в разное время дня. Сам генерал Енджеевский утверждает, что приказ он получил только поздно вечером 5 июля. Эта группа в составе 17-й дивизии, 7-й резервной бригады и бригады 5-й дивизии, собственно говоря, уже с утра отступала под прикрытием небольших арьергардов и артиллерии в наиболее естественном для себя направлении – на запад вдоль главной дороги Глубокое – Дуниловичи и далее в направлении Вильно либо через Поставы и Свенцяны, либо через Свирь и Михалишки. Генерал Енджеевский был занят организацией отхода войск и выдвижения большого количества обозов на Дуниловичи. Именно там вечером и застал его приказ. Отступление в этом естественном и почти уже организованном направлении не представляло бы для всей группы особого труда и не оставило бы в полной изоляции самую северную часть нашей армии под командованием генерала Желиговского, которая еще вела бои под Лужками и Германовичами. Но воля приказа генерала Шептицкого была иная. Он нарушал естественный ход событий и предписывал всей группе генерала Енджеевского продвигаться к югу для прикрытия фланга нашей 4-й армии, уже готовой к добровольному отступлению. Таким образом, группа генерала Енджеевского, наиболее потрепанная в боях, средь бела дня должна была осуществить чрезвычайно трудную военную операцию – продефилировать с фланга на фланг вдоль фронта противника, который к тому же был воодушевлен своими победами. Итак, вместо того чтобы в соответствии с письменным приказом оторваться от противника, что осуществимо только при быстром отходе назад, этой группе предстояло провести сложный маневр по изменению естественного направления и идти на новый контакт с противником, приближаясь к нему с каждым часом своего марша. Ведь для совершения маневра, которого требовал приказ, большая часть сил генерала Енджеевского должна была двигаться в юго-восточном направлении, то есть навстречу противнику. В течение двух дней боев еще не было момента, чтобы эта часть нашей армии подвергалась такой большой опасности быть, как того страстно желал п. Тухачевский, «раздавленной», «рассеянной» и «полностью разбитой», как это было во второй половине дня и вечером 5 июля, когда она выполняла этот глупый маневр, ослабляющий к тому же и остальную часть нашей армии, успешно действовавшую под командованием генерала Желиговского. В качестве примера приведу краткое описание такого, с позволения сказать, маневрирования первым батальоном 69-го пехотного полка 17-й дивизии, который последним покидал Глубокое. Отход начался 5-го числа пополудни. Батальон совершал марш по дороге Глубокое – Порплищи и почти 20 километров шел под огнем дальнобойной артиллерии, бившей с востока. Поэтому батальон мчался почти галопом. Выйдя из Глубокого пополудни, он уже к вечеру был в Порплищах, измотанный более чем двадцатикилометровым маршем, чтобы ночью добавить к этому еще более 10 км до Парафьянова.

Вследствие такого неестественного отступления генерал Енджеевский оказался в очень сложной ситуации, так как, направив обозы на запад, был вынужден повернуть войска почти на юго-восток. В своем донесении он отмечает, что в результате большая часть его войск попала в трудную боевую обстановку без обозов, зачастую даже без полевых кухонь.