– Нет! Не надо!

Но он продолжал трогать меня в самом потаенном месте моего тела, вызывая бурю смешанных чувств от непонимания до ненависти. Тело странно реагировало на прикосновения незнакомого мужчины, но что-то внутри меня кричало во весь голос: «Нет! Нет! Нет!»

– Как упруго, как мягко… – прохрипел он и сдавил пальцами пульсирующий бугорок.

Внизу все вспыхнуло, меня затрясло, ноги стали ватными, я сползла бы на пол, не прижимая меня дымчатолицый к стеллажу. Но дар в груди покрылся еще большими шипами и теперь болезненно жжет грудь, я выкрикнула:

– Прекрати! Не надо!

– Как сладко, сильно, я чувствую…

– Убери руки!

– Сколько мощи… – сипел он, – Валенсия, девочка…

Меня трясло непонятно от чего и от всего вместе, глаза застелило слезами. Казалось, прямо сейчас меня обкрадывают, пытаются силой забрать самое ценное. Хотелось одного – исчезнуть отсюда, испариться, переместиться в другое место, в беседку среди леса, где меня никто не тронет. Но как ни пыталась вырваться, силы не равны.

Наверное, он рассчитывал, что разомлею, как та женщина на картинке, и, наверное, разомлела бы, не будь все так вопиюще. И магия… Моя магия в груди пульсировала тысячами шипов, если бы дар был распечатан, наверняка эти шипы впились бы в него сейчас же.

Я все силилась его отодвинуть, упиралась ладонями в грудь, пыталась ударить ногой, но это все выглядело, как жалкие попытки. И, кажется, только доставляло удовольствие моему «жениху».

– Валенсия… – шептал он, спускаясь губами к груди, – прости меня… Так трудно держаться… Ты так манишь, о девочка… Раздвинь ножки, давай…

– Нет… пожалуйста… – выдавила я, даже боясь представить, что должно следовать дальше.

– Согласись, согласись… Скажи да…

– Нет…

– Валенсия… Не будь такой упрямой, тебе понравится. Обещаю, понравится.

Прежде чем успела сказать «мама», он скользнул коленом между ног, я оказалась в самой беззащитной позе перед ним с задранным подолом в самом дальнем и темном углу либрариума, куда, наверное, даже библиотекарь не ходит. Кричать бессмысленно – никто не слышит, да и что сказать? Как объяснить мое присутствие здесь? Кто поверит, что в такой укромный уголок я книжки почитать пришла?

Я зажмурилась, не представляя, что делать.

Он трясущимися руками стал ковыряться на завязках штанов, тяжело и шумно дыша. Я дергала ногами, все еще силясь, освободиться, но он прижал еще сильней, я ощущала его густой жар даже самым потаенным местом, от чего меня трясло еще сильнее.

– Скажи да, моя малышка… Скажи…

– Нет…

Не знаю, как разворачивались бы события, что бы происходило дальше, я ведь к своему стыду не в курсе, как все происходит между мужчиной и женщиной. Но со стороны главного зала либрариума донесся строгий женский голос:

– Кто без разрешения роется в стеллажах?

Это явление как-то сразу остудило пыл моего нареченного, он мигом отстранился, поправляя перекошенный воротник. Я едва не взвизгнула от облегчения.

– Валенсия, – прошептала он, – прости, не знаю, что на меня нашло…

– Да конечно, – выдавила я гневным, перехваченным дрожью шепотом, стараясь выглядеть грозно, хотя всю трясет. – Не знаешь. Я тоже не знаю. Вы… Это…

– Ты же меня соблазняла, – сказал он, очень быстро приходя в себя. – Я просто поддался.

От такого заявления у меня челюсть отвисла, а глаза вытаращились. Все еще трясясь от крупной дрожи, от которой едва не подпрыгиваю, я спешно оправила платье, пригладила волосы, которые он своими пальцами успел растрепать и выдохнула охрипшим от страха голосом:

– Соблазняла? Ты… в своем уме? Я пришла сюда по делу, а не для того, чтобы обжиматься с тем, чьего имени даже не знаю. Да будь ты хоть трижды нареченным!

– Имя? Пока не положено, – как-то мрачно отозвался он и потер нашивку со змеем на плече.

– Не положено… – бормотала я трясущимися руками расправляя оборки, – а девушек обжимать в углу положено… Что за правила такие…

Он бросил тоном, за которым явная ухмылка:

– Ничего, милая, ты привыкнешь. И согласишься.

Я даже поперхнулась.

– К такому?! На такое?! Вы слишком плохо меня знаете.

Меня всю колотило. В голове не укладывалось, что секунду назад произошло, и что могло бы произойти, не появись эта женщина в центральном зале. Нужно хоть у девочек спросить, как оно вообще бывает… а то я только из лука стрелять и по лесам бегать. Тоже мне, леди…

Магия в груди дергалась и пульсировала колючками, словно тоже пытается восстать против вопиющего вторжения. Неужели нареченным позволено вот так лапать невест?

– Я ухожу, – резко произнесла я, – и не вздумай идти следом. Не хватало еще, чтобы кто-то увидел, как мы выходим из либрариума вместе, в такой час.

Он растерянно усмехнулся.

– Так как же я тогда покину его, малышка?

– Как хочешь. Можешь в окно вылезти. Не знаю. Это не мои проблемы. Но не смей портить мою репутацию. Она и так на волоске.

С этими словами я развернулась и решительно направилась между стеллажами к выходу.

Едва развернулась к нему спиной, вся бравада слетела, как пыль со старого фолианта. Сказать, что я шокирована, это ничего не сказать. На коже все еще горели его прикосновения, тяжелые, густые, как патока, почему-то жутко хотелось помыться прямо сейчас, пусть даже в либрариуме.

Я надрывно, как после истерики вдохнула. Кажется, до ума еще не до конца дошло, что сейчас случилось. Самое время биться в истерике и кричать о поруганной чести, но у меня так во рту пересохло, что язык прилип к небу.

Удивительно, как еще смогла разговаривать с ним после всего. Он же целовал меня, трогал… Светлые боги… где были его пальцы…

От этой мысли к щекам прилил такой жар, что покраснели, наверное, и кончики волос. Хотя куда сильнее, они и так рыжие. Собственное невежество показалось еще более глупым и постыдным, чем прежде. Ведь раньше не задумывалась, как именно все происходит. Знала лишь, что в начале бывает больно, а потом нет. И все. Хотя загадочные улыбки служанок дома говорили, кроме этого есть еще что-то, но посвящать в подробности меня никто не торопился.

А тут этот жених.

Настойчивый, дерзкий. Может, познакомься мы в других условиях, я могла бы дать ему шанс. Но его нападение, а иначе это назвать нельзя, оборвало все на корню.

И при его появлении меня охватывает тревога. Три вещи пугают до дрожи: дымка вокруг его лица, необходимость отдать магию и, собственно, поведение самой магии. Никогда прежде она так не ершилась. Возможно, ей передалось мое состояние, истерическое, взвинченное и возбужденное, но к книге она меня привела сама, значит и эта реакция могла быть самостоятельной, интуитивной.