— Пойдем, дорогая, — на мои плечи опустились теплые ладони.

Погруженная в свои мысли, я не замечала ничего вокруг, просто позволила бабушке вести меня. В итоге я осознала, что меня привели в отведенные мне покои, когда услышала, как захлопнулась дверь, а я оказалась в просторной комнате с видом на сад.

— Ну, это не самое страшное, что я себе представляла, — невесело сообщила собственному отражению в высоком зеркале.

Повесив сумку и мантию Элая на спинку высокого стула у туалетного столика, я подошла к окну. Взглянула на перстень, коснулась переливающегося в свете камня.

— Беспризорная побродяжка, как любила называть меня противная Дора, оказалась наследницей древнего рода, — я хмыкнула. — Она бы пеной изошлась, если бы узнала.

Я могу понять чувства бабушки Ирмоны. У ее сына нет прямых наследников, а значит, продолжить род некому. Потому-то она вцепилась в меня мертвой хваткой. А будь у лэра Бэлимора родная дочь или сын от Марим, старая драконица так же страстно пыталась бы принять меня в свою семью?

— Сомневаюсь, — горько усмехнулась я своим мыслям.

Приблизившись к зеркалу, я пристально всмотрелась в свое отражение.

Бабушка вторая, кто сказал, что чувствует во мне свет, первой была Диэса Мракинберг и насколько я знаю, не в ее правилах говорить неподтвержденные факты. Чувствую ли я свет? Не уверена. Да и внешне ничего не изменилось.

На меня смотрела все та же Арэя. Волосы темные и длинные, обычно связанные пучком на затылке и закрепленные пером во время учебы, в остальном распущенные и непослушные. В спокойном состоянии глаза темно-зеленые, но стоит в душе поселиться ярости, и Тьма застилает весь изумрудный цвет. Пухлые губы, аккуратный носик, нежные черты лица. Стройная фигурка не лишенная форм. По большей части, я унаследовала мамину красоту, но и на отца все же похожа.

Единственное изменение — это знак на коже ниже ключицы появившийся во время магической бури, но и он померк настолько, что с трудом можно разглядеть. Нет смысла отрицать — причина того эфирного всплеска — я. Но капля света против омута Тьмы ничто. Возможно, так реагирует сила полукровки в восемнадцать лет. Болезненно, будто напоминает, что мы ошибка природы.

Или та выжженная пентаграмма с крыльями и этот знак говорят, что во время Интэрона я не смогла удержать дух дракона? В тот момент, я чувствовала только боль. Моя кожа не покрылась чешуей, у меня не отрос хвост и крылья, я не изменилась, а ведь должна была обернуться драконом. Выходит, я не смогла пройти Вознесение.

Почему же дядя не рассказал мне? Думал, во мне никогда не пробудится свет? Решил, мне лучше не знать, что в моих жилах течет драконья кровь? Кровь моего отца! Я имела право знать! А он ко всему прочему скрыл и то, что сам светлый дракон! И как ему удалось держать все в тайне на протяжении стольких лет?

Я тряхнула головой, устроилась в мягком кресле у окна. Эту ночь я так и просидела, раздумывая обо всем случившемся и наблюдая за огненными птицами, оставляющими на темно-синем небе ярко-золотые узоры. Слушала, как ветер пробегает по листве деревьев, как хрустальные подвески у каменной беседки играют тоненькую мелодию.

С рассветом в мою дверь настойчиво постучали. В комнату вошли служанки во главе с бабушкой, когда я намеревалась вздремнуть. Но драконица решила иначе, и решение это касалось не только этого утра. Следующие пять дней прошли для меня в такой суматохе, что кружилась голова. И если в первый день на меня не слишком наседали и давали свободу выбора, то в дальнейшем все в свои руки взяла бабушка, говоря: Костьми лягу, но ко дню твоего отъезда в академию все будет готово!

А именно: ученическая форма, наряды для торжественных и повседневных дней, различные ингредиенты и книги — им я особенно была рада, и еще кучу всего, без чего, по словам драконицы, не может обойтись ни одна молодая девушка.

Стоило мне возразить, и старуха притворно вытирала изящным платочком невидимые слезы, жалобным голосом извиняясь за навязчивость. Беспокоясь за собственную нервную систему, я махнула на все рукой и позволила бабушке править балом. Но от моих вещей избавиться не позволила. Я их зарабатывала, трудясь не покладая рук, и может, на них нет «клейма» лучших мастеров, но они тоже стоящие!

Марим меня полностью и основательно избегала, а порой шарахалась как от страшной болячки. Я была единственной, кто пытался заговорить, успокоить, что ли, даже извиниться хотела, но все без толку. После седьмого или восьмого раза, я послала эту идею в Бездну.

А поговорить с лэром Бэлимором даже возможности не было. У него возникли срочные дела, и явился он лишь за полчаса до моего отъезда. Что-то мне подсказывает, папенька просчитался и вернулся ошибочно не в то время.

Сейчас стоя в гостиной, он впервые смотрел мне прямо в глаза.

— Ненавидишь меня? — с горькой усмешкой спросил дракон.

— Любовь и ненависть — сильные чувства. А для вас у меня нет сильных чувств, лэр Бэлимор.

Я сказала это спокойным тоном, даже странно, не испытала никаких эмоций. А он кивнул. Просто кивнул, соглашаясь с моими словами.

— Ты уверена в своем решении? — с осторожностью спросил лэр.

— Да! — ответила не колеблясь.

— Почему?

— Потому что я ни на что не претендую. И от этого я тоже избавлюсь, — указала на перстень.

Снова кивок. Снова согласие без возражений.

— Береги себя, Арэя, — донеслось мне в спину.

Я остановилась. Немного помедлив, обернулась.

— Знаете, говорят, дети не должны платить за неудачи и грехи родителей. Но родители любую неудачу и грех ребенка воспринимают как свои собственные. Давайте вы и я будем отличаться от них, и каждый сам ответит за свои ошибки. Если потерплю неудачу и упаду, я поднимусь, чего бы мне это ни стоило, — каждое мое слово было наполнено уверенностью и верой в то, что говорю. — А этот перстень, не думаю, что мама хранила его для меня. Это была память о вас, о том времени, что вы провели, о любви к вам. Поэтому перестаньте быть трусом и тонуть в прошлом, лэр Бэлимор. И в следующую нашу встречу посмотрите на меня без вины, горечи и тоски. Дядя говорит — мой характер в точности как у мамы. Ее бы это раздражало не меньше моего, — пожала я плечами. — Темных вам… отец.

Выйдя за дверь, я глубоко вдохнула-выдохнула. Сердце стучало так, что собственных мыслей не слышала. Я впервые назвала его отцом. Но те слова, не слишком ли они были резки?

Впрочем, сказанного не вернешь. Я говорила лишь то, что чувствовала в данный момент. Как изменится будущее неизвестно, человеческие чувства слишком непостоянны и переменчивы.

У белой кареты с золотым гербом рода Сальторн, где находилась охрана, которая должна доставить меня в академию в целости, из ниоткуда выскочила Марим и, сцапав меня за руку, прошипела прямиком в лицо: