— Очень предсказуемо, — сказал он, стараясь говорить так, чтобы не выдать острую боль в груди. — Я ожидал большего.

Растянувшись на ее спине, он схватил ее раскинутые руки и удерживал их, ожидая, что она начнет бороться с ним. Когда она осталась неподвижной, он какое-то время прислушивался в темноте, оценивая ситуацию. Кейт спустилась по восточной стене и направлялась к лесу за лугом. Ему повезло, что он услышал ее, увидеть ее он мог, только пробежав вдоль фасада аббатства и завернув за угол.

Краем глаза он уловил какое-то движение среди деревьев. Наверняка ее юный сообщник. У маленького негодника быстрые ноги. Все равно. Гарри знал, кто это. Он видел сорванца, пристроившегося на запятках кареты Кейт.

— Так, — весело обратился он к своей пленнице, — теперь, Кейт, вы за спасением обращаетесь к детям? В чем дело? В округе нет дамских угодников?

Он пытался игнорировать приятное давление ее округлых ягодиц на его пах, женственные извивы ее слишком роскошных форм под ним. Она почти сумела сбежать, и он винил себя за то, что не предусмотрел такой возможности.

— Что? — спрашивал он. — Никаких извинений? Никакой мольбы о милосердии или предложения обсудить условия?

Вдруг он понял — что-то идет не так. Кейт была слишком спокойной. Сначала она вздрогнула, но потом оставалась неподвижной, хотя и тяжело, прихрапывая, дышала, однако он почти не слышал ее дыхания из-за порывов ветра.

Ничто не мешало ей дышать. Он не сильно налегал на нее. Но она почему-то не отбивалась, даже не осыпала его проклятиями до девятого колена. Она была неестественно неподвижна и уткнулась лбом в землю.

Он не мог сильно ударить ее, никак не мог.

— Кейт?

Молчание. Гарри отстранился, чтобы освободить для нее больше пространства, и перевернул ее на спину. Она не была без сознания. Ее глаза были открыты.

— Прекратите это, Кейт, — сказал он ей, на всякий случай удерживая ее руки.

Она не ответила. Даже не взглянула на него. Ее словно бы здесь не было. Она просто… лежала, глядя за него невидящими глазами. Странный холодок пробежал по спине Гарри. Взяв обе ее ладошки в одну руку, второй он похлопал по ее щеке.

— Кейт.

Она начинала пугать его. Кейт никогда не была такой тихой. Такой неподвижной.

— Кейт, отвечайте мне, или я приму меры.

Гарри знал, что не использовал силу. Он дремал в библиотеке, когда его разбудил царапающий звук за стеной. Он не сразу стряхнул с себя оцепенение. Но это не извиняет то, что он сделал потом, пусть его и начинало охватывать отчаяние, — ему в голову пришел только один способ добиться ее немедленной реакции. Он поцеловал ее.

Сначала он только дотронулся до ее губ, чуть нажал. Потом легко поводил ими. Она не сопротивлялась. Она мучила его.

Он прижался к ее губам сильнее, провел рукой по ее горлу, чуть прикусил ее нижнюю губу, провел языком между ее губами, приник к ним.

Хотел бы он сказать, что при этом оставался равнодушным. Хотел бы он, чтобы его память тут же не воскресила сладкие моменты. Такие, которые мужчине следует беречь в сердце, чтобы сохранять стойкость среди зла и насилия, с которыми он сталкивается в этом мире.

То лето было последней порой его неискушенности, когда он еще верил, что мир принадлежит ему, когда он верил, что Кейт любит его. Когда он еще надеялся, что она свяжет с ним свою судьбу.

Воспоминания стоили ему потери контроля. Гарри не сразу осознал, что поглаживает и ласкает ее, делая все, чтобы зажечь в ней огонь. Ее губы стали мягче, ее тело начало двигаться, сначала неуверенно, словно оно позабыло чувственные дуэли, которые когда-то происходили между ними.

Облегчение и благодарность затопили его. С Кейт все было в порядке. Он выпустил ее руки и взял в ладони ее лицо. Он чувствовал, как трепещет ее сердце — как у колибри. Он был в опасности — и знал это.

И тогда она укусила его.

Он в ярости отпрянул.

— Черт! За что?

Гарри дотронулся до своей нижней губы — на ней была кровь.

Что ж, по крайней мере, он убедился в одном. Кейт не сдалась. Ее глаза были холодны, как смерть, зрачки стали такими огромными, что глаза почти перестали быть зелеными.

— Вы еще спрашиваете?

— Вам это нравилось не меньше, чем мне! Не говорите, что это не так.

— Я не собираюсь разговаривать с вами, скажу лишь одно — слезьте с меня.

— Почему? — спросил Гарри, вдруг рассердившись. — С вами побывал каждый второй мужчина Европы. Почему не я?

Гарри слышал слова, выходившие из его рта, и понимал, что говорит отвратительные, ужасные вещи. Он видел, как ее лицо сделалось пепельно-бледным, и ему стало стыдно. Но внезапно внутри его стал разрастаться гнев, и, кажется, он был не в силах справиться с ним.

— Вы мне должны, — проскрежетал он, снова хватая ее за руки.

Кейт хрипло засмеялась.

— Единственное, что я вам должна, — это попасть шляпной булавкой в глаз.

Гарри никак не мог справиться с дыханием. Он все еще был возбужден, все еще весь захвачен ощущением мягкости под собой. Он чувствовал ее тугие соски. Он слышал ее быстрое трудное дыхание. И он знал, как бешено колотится ее сердце. Она также возбудилась, как и он. И она пренебрегла им.

Внезапно Гарри охватило негодование. Из-за нее он провел десять лет, переходя от одного поля сражения к другому. Он видел ужасные зверства, был ранен, чуть не умер и до сих пор носит в своей груди напоминание о последней битве. А она? Возглавляла навозную кучу общества. Богатая сука, защищенная титулом. Его трясло от желания сделать ей больно. Заставить ее сожалеть о каждом обещании, которое она дала ему и не исполнила. За каждое причиненное страдание.

— Надеюсь, вы не будете отрицать, что неравнодушны ко мне, — обвинял он, наблюдая, как ее зрачки расширились еще больше. — Я слишком хорошо вас знаю. Почему бы не сделать ваше заточение более приятным?

Она, наверное, побледнела бы еще больше, если бы это было возможным.

— Я надеюсь, вы не считаете, что оказываете мне любезность.

— Я предлагаю вам многое. Разве у меня меньше прав, чем у других, в конце концов получить то, что мне было обещано?

— О, теперь я вижу, — сказала Кейт, глядя в сторону. — Вы о своих правах.

— Почему бы и нет?

Она моргнула.

— У мужчин множество прав, не так ли? У них есть права на их дом, их лошадь, их землю, их женщину, их детей. Они имеют право владеть, управлять, наказывать. — Ее взгляд был как удар, он чувствовал вкус ее презрения. — Ну а у женщины, Гарри, есть только одно право, и это право порой произносить «нет». Нет, Гарри.

Произнеся это, она отвернула голову и словно окаменела.