Морская романтика продолжалась до тех пор, пока одна резко снизившаяся чайка метко не угодила своим «гостинцем» прямо в роскошную прическу молодой дамы. Та взвизгнула от неожиданности и, догадавшись, что упало на нее сверху, сбежала вниз, бормоча при этом не слишком приличные для пассажирки первого класса слова. Потом и другие путешественники направились вниз, в свои каюты. Через час должен был начаться обед, и дамы торопились переодеться в соответствующие туалеты, да и мужчинам предстояло надеть костюмы и галстуки.

Минут через пятнадцать мсье Жак Леблан, не спеша и опираясь на трость, поднялся по трапу на верхнюю палубу и посмотрел на уже далекий берег. Щегольской редингот, белоснежная рубашка, галстук, модная бородка-эспаньолка и черные, как смоль, усы, чуть тронутые сединой… Узнать в нем Джейкоба Уайта, урожденного Джакопо Бьянко (а по-корсикански это звучало как Джакупу Бьянку), было решительно невозможно. Впрочем, документ на имя Жака Леблана подделкой не был. Когда корсиканцы перебирались в материковую Францию, им, как правило, давали офранцуженную версию фамилии. Точно так же зовут и его родственников, перебравшихся в Новый Орлеан в самом конце XVIII века, когда город еще был французским.

А вот усы и борода очень сильно изменили его внешность. Именно они спасли Уайта, когда он направился по одному известному лишь ему адресу в Кале, но вовремя заметил слежку и сделал вид, что просто прогуливается. Один из агентов мазнул по нему глазами, но ничего интересного, судя по всему, не нашел – богатых буржуа во Франции хватало, и вечерний променад у них был в моде. А вот сам корсиканец агента узнал – тот был человеком Уркварта…

Следовал же трехмачтовый парусник «Мария-Галанта» в Форт-де-Франс, на далекий остров Мартиника. Оттуда Джакопо предстоит еще один переход, покороче, чем этот – всего каких-то недели полторы-две, – после чего он окажется в Новом Орлеане. Ведь его задача – найти там своих родственников, причем желательно таких, которым закон не писан. А если учесть, что многие из них еще на Корсике были контрабандистами, то маловероятно, что их потомки чтят американские законы наравне со Священным Писанием.

Русские высадили Джакопо в бельгийском Остенде, откуда он беспрепятственно перешел границу у Дюнкерка и сел на почтовый дилижанс в Кале. Там у него жил приятель, в котором Джакопо был уверен, как в самом себе. Когда-то он спас земляку жизнь, и вряд ли после стольких лет дружбы он предаст своего спасителя. Увы, именно там Джакопо обнаружил слежку и поспешил покинуть город. Немного подумав, он собрался было отправиться в порт, где среди местных рыбаков у него также было немало знакомых. Но кто мог поручиться, что агентов этого проклятого шотландца нет и там? Тогда скрепя сердце он направился в Булонь.

Город этот был более аристократическим, чем Кале, и ему не стоило большого труда раздобыть себе одежду преуспевающего буржуа, как повседневную, так и выходную, после чего на почтовом дилижансе он направился в Гавр. Здесь ему повезло – кораблей в Североамериканские Соединенные Штаты не было, зато на следующий день парусник, перевозивший пассажиров в Новый Свет, отправлялся на Мартинику.

Места первого класса в наличии имелись. Более того, за десять франков ему разрешили занять каюту на день раньше. Конечно, он мог бы остановиться и в гостинице, переночевав в более комфортной обстановке, но англичане вряд ли стали бы искать его на борту корабля, а вот в городе – вполне вероятно.

На следующее утро «Мария-Галанта» – так именовался парусник – вышла в море. За обедом стюард рассадил пассажиров за столы в алфавитном порядке. Соседями у Леблана оказались мадам Ленотр – та самая, чью прическу подпортила чайка, – и мать и дочь Ленуар. Мадам Ленотр сразу же обратила внимание на то, что фамилии ее соседей подходят друг к другу[8]. Впрочем, она болтала без перерыва, не давая другим даже рот открыть. Выяснилось, что направлялась она на Мартинику, где ее муж служил в колониальной администрации. Кроме того, много нелестного было высказано в адрес чаек, а также капитана корабля, который не позаботился о куаффёре[9]. Он, по ее мнению, обязательно должен быть на корабле. Потом она стала рассказывать скучнейшие подробности жизни в Каэне и о яхте, которая осталась в порту. К счастью, после десерта она, взглянув в зеркало на длинной ручке, ойкнула и поспешила скрыться в своей каюте.

Джакопо в ее рассказе что-то показалось странным, но теперь за него взялась мадемуазель Ленуар. Оказалось, что мать ее родилась в России. Там она познакомилась с ее отцом на водах в Баден-Бадене вскоре после окончания Наполеоновских войн и вышла замуж по любви, хоть отец, дед мадемуазель, носил графский титул и посчитал этот брак мезальянсом.

Корсиканцу понравились обе женщины, особенно дочка – она была красива той славянской красотой, которую практически не увидишь в Западной Европе. Кроме того, она была умна, мила и начисто лишена спеси, свойственной многим французским аристократам.

С позволения мадам Ленуар мсье Леблан отправился с ее дочерью на палубу, где они сидели и долго смотрели на море, на чаек, на французский берег по левому борту, который то появлялся, то исчезал в туманной дымке. И только когда он довел мадемуазель, которую, как оказалось, звали Натали, до ее каюты и галантно сдал с рук на руки маме, а затем вернулся на палубу, он наконец понял, что именно ему показалось странным в поведении мадам Ленотр.

Хоть Каэн и находился в непосредственной близости от моря, но единственной водной артерией в городе была река Орн. До моря же было с десяток миль. И никакой гавани для яхт там не было, да и быть не могло. Так что мадам Ленотр явно была не той, за кого себя выдавала. Скорее всего, она здесь не по его душу – а что, если все-таки да?

Вот только уйти с корабля возможности больше не было, разве что украсть шлюпку и попытаться изобразить человека, потерпевшего кораблекрушение. Но тогда его точно начнут искать.

Шумилин отбыл в Русскую Америку, но, как говорят в народе, «свято место пусто не бывает». Во время очередного сеанса связи через портал на Черной речке в Санкт-Петербург XIX века прибыл полковник Олег Щукин. Видимо, его начальство решило, что негоже оставлять дела в столице Российской империи без надлежащего контроля.

Император Николай был рад встрече с человеком, который служил своего рода связующим звеном с высшей властью России XXI века. Да и сам Олег Щукин внушал ему симпатию. Умный, ловкий, храбрый и обаятельный. Если такое было бы возможно, то Николай с удовольствием принял бы его на свою службу и постарался бы, чтобы тот сделал блестящую карьеру при дворе.

– Добрый день, Олег Михайлович, – император дружески приветствовал Щукина, – с чем вы к нам прибыли? С хорошими вестями или с плохими?

– День добрый, ваше величество, – ответил полковник. – Вести разного рода, поэтому я хотел бы спросить у вас – в каком порядке их излагать? Начать с хороших или с не очень?