– Прости, но я против! Забронируй им номера в гостинице. Там можете видеться, сколько хотите, – только не у нас! Отец никогда их сюда не звал, сама вспомни. Да и вообще, такие вещи нужно обговаривать заранее. Поверь, сейчас не время заводить новых знакомых!

С этим Феликс оставил сестру и поспешно вернулся к себе, где сразу отправился в оранжерею – успокоиться перед работой. Он посмотрел вниз, на Центральный парк – несомненно, величайшую роскошь, которую может позволить себе обитатель Музейной мили, как называли примыкающий к нему отрезок Пятой авеню. Все их с Франческой детство прошло в этом парке. Они знали его как свои пять пальцев – каждый угол, каждый пруд, валун или клумбу. Феликс часто сопровождал Франческу и Аделину, которые катались там на своих породистых лошадях – андалузском жеребце по кличке Царь и арабской кобыле Ночке. Феликс на миг затосковал по тем идиллическим временам.

Две руки обвили его со спины. Он потянулся назад и обнял Аделину.

– Прости, я, наверное, сглупила. Не знала, что ты был так расстроен. По большому счету это ведь не важно. Для меня ничего не изменилось. То есть существуют важные вещи в жизни – хороший ты человек или нет, любишь ли семью, помогаешь ли людям. А христианин ты или еврей – не имеет значения. Просто не имеет, и все тут.

Феликс обернулся.

– Будь это и впрямь не важно,– сказал он и поцеловал ее в лоб,– стала бы ты меня уговаривать?

– Я просто пытаюсь помочь тебе свыкнуться с этим. Вижу, что-то произошло. А где Франческа?

– Сейчас придет.

– Вот и Мэгги не знает, что теперь с нами делать.

Феликсу было неловко говорить о личном перед свидетельницей, даже перед Мэгги. Его смущало то, что Аделина сразу приняла обстоятельства, с которыми он никак не хотел мириться. С ее неброской красотой она походила на ангела. Их отношения развивались по пути, указанному верой. Лишь единожды они занимались любовью. Феликс хотел, чтобы они подождали и сохранили целомудрие до брака, что в наше время удается не многим; но одной прекрасной ночью в этой самой комнате чувства их захлестнули. С тех пор они стали считать себя парой. Феликс думал сделать Аделине предложение на годовщину первого ужина вдвоем и, опустив помолвку, сразу устроить скромную закрытую церемонию. Они были созданы друг для друга. Вместо того чтобы заниматься любовью, часами обсуждали Библию. Его любимой темой был Иисус Христос, ее – дарованная Им благая весть. Она девочкой хотела уйти в монастырь, он мечтал стать священником.

Аделина и Франческа много времени уделяли благотворительности. Аделина любила помогать людям и делала это неустанно, ничуть не жалея о потраченных деньгах и усилиях. Из всех святых ближе всего ей была святая Колетта, жившая во Франции, которая в семнадцать лет осиротела, раздала все имущество бедным и постриглась в монахини, а затем жила в скиту до тех пор, пока Господь не открыл ее предназначения. Руководствуясь своими откровениями, она основала семнадцать новых обителей. В житиях говорилось, что ей было дано предвидеть собственную смерть.

Аделина ободряюще сжала его ладони в своих.

– Феликс, ты веришь в промысел Божий?

Он тронул ее локон.

– К чему спрашивать, если знаешь ответ?

– Хочу, чтобы ты перестал сомневаться. У Бога свои причины, чтобы делать твою жизнь такой, какая она есть.

Все потрясения последних дней пронеслись в памяти Феликса. Вспомнил он и о промысле, и об абзаце про Моисея, открытом наугад, и о дневниковых записях, и о своих мыслях о женщине, достойной стать матерью Сына Божьего. Глубоко верующей. Отважной. Настоящей ангельской душе, если такая бывает у дочери Евы.

Эта женщина стояла сейчас прямо перед ним.

Рискнет ли он предложить? Согласится ли она?

Неужели именно ей суждено исполнить Божью волю – той, которую он, Феликс, видел с собственным сыном на руках?

Феликс отстранился от нее и прошел к орхидеям – любимицам Франчески. Оттуда он оглядел Аделину, купающуюся в лучах заходящего солнца, и попытался представить ее, носящую в себе святой плод, рядом с лучшей подругой.

Они пройдут через испытания втроем, неразлучные с самой школы.

Феликс обнял Аделину, словно прощаясь с мечтой, затем прижался щекой к ее щеке и прошептал на ухо:

– Давай сходим куда-нибудь. Мне нужно побыть с тобой наедине.

Сколько Сэм ни пробовал дозвониться доктору Росси с рассказом о назойливом репортере – ничего не вышло. Трубку тот не брал, а его сестра и Аделина Гамильтон, вероятно, забыли передать послание швейцара. Похоже, после возвращения Росси и смерти их тетушки многое переменилось.

Сэм вызвал себе замену, а сам прошел внутрь и спустился по лестнице в вестибюль, чтобы, минуя танцевальный зал, поскорее попасть в сектор здания, который все служащие называли казармой. Здесь располагалась квартира инженера-строителя, подсобка для шоферов и младшего швейцара с охранником, а также еще одно крупное помещение, некогда служившее лабораторией доктора Росси-отца. Теперь комнаты попали в распоряжение Сэма, как и все прочее в пределах «казармы», оплачиваемое ассоциацией жильцов.

Он заглянул в подсобку. Охранник по мониторам следил за вестибюлем, парадным и черным выходами, краем уха слушая телешоу, которое смотрели два дежурных шофера. Третий храпел в спальной кабинке, четвертый и пятый были на выезде.

– Можете вычеркнуть встречу доктора из графика, парни. Он уже полдня здесь.

– Как скажешь, Сэм,– отозвался один из них.

Сэм прошел дальше по коридору и отпер дверь личного гаража мистера Брауна. Вот уж чьего расписания никогда не было на доске – его вообще никто не знал. Сэм спустился к деревянному навесу с красной ковровой дорожкой под ним, что вела до самых дверей хозяйского лифта. У задней стены красовалась коллекция автомобилей: белый «порше», который Браун водил только раз, два черных «линкольна» – на случай, если ему понадобится выехать в город под видом какого-нибудь миллионера, и «роллс-ройс Silver Seraph, которым он прежде не пользовался. (Поговаривали, будто в ночь презентации этой модели, которую компания «Роллс-Ройс» устроила в шотландских горах, все оделись в клетку, играли на волынках и пили односолодовое виски «Олд Пултени».)

«Негусто,– думал Сэм,– для такого человека, как Браун». Впрочем, он как-то обмолвился, что машины его не занимают.

Секунду-другую спустя Сэм услышал гудок, нажал кнопку включения гаражной двери и еще одну – на пульте переговорного устройства. Ответил дворецкий.

– Гость прибыл,– доложил Сэм.

Гаражная дверь поднялась и впустила черный лимузин. Когда тот остановился под пологом, Сэм открыл заднюю дверь.

– Доброе утро, господин секретарь.