Женщина покачала головой.

Я прикоснулась к ее плечу, чтобы она прислушалась к моим словам:

— Он не выживет, если вы будете сидеть здесь и постоянно повторять это!

Но Каттер лишь махнула рукой в сторону двери:

— Идите, сестра. Я остаюсь.

Джим ждал меня в коридоре.

— Ну что?

— Она не выходит. Я отнесла ей чай и еду, попыталась ненадолго вытащить оттуда, но сестра все время твердит, что он не выживет.

— Вероятно, она права.

— Но почему? Я прочла записи: хирург успешно удалил грыжу, и Кершоу сейчас должен быть вне опасности.

— Виктория, возможно, утаила информацию, которая могла бы его расстроить. Сестра Блекни на несколько минут поднялась к нам из операционной, чтобы проверить его состояние. Она сказала, что все это произошло из-за чертовой раковой опухоли, которую они раньше не обнаруживали. И как ты теперь оцениваешь его шансы?

— Сестра знает? — спросила я.

Парень пожал плечами:

— Она была в операционной.

— Понятно… Я думала, у нее просто сдали нервы, хотя она редко паникует. Я должна была догадаться, что Каттер доверяет только фактам. Бедный мистер Кершоу! Должно быть, он обо всем знал, если, конечно, кто-нибудь вообще знал о существовании опухоли. Почему доктора так по-идиотски относятся к собственному здоровью? Подобное ведь постоянно случается.

— Возможно, они правы, — мрачно изрек Джим. — В этом случае… Мистер Кершоу активно работал до сегодняшнего дня. Согласившись на операцию год назад, он мог бы все это время проваляться в постели и все равно умереть. Кто знает? Может быть, лучше, если смерть приходит быстро?

Я услышала легкий звон посуды.

— По крайней мере, старшая сестра пьет чай. Мне приготовить антибиотики для тебя?

— Нет, лучше оставайся здесь, — отозвался Хикен. — Вдруг ты ей понадобишься. Найди себе работу в бельевой или где-нибудь поблизости.

Я кивнула.

— Я отнесу поднос с ужином на кухню, — предложила я. — И помогу Кей. Подходит?

— Отлично, — согласился он. — Приглядывай за Каттер. Ей может стать плохо, если состояние мистера Кершоу резко ухудшится. Да, и кровь нужно менять примерно каждые полчаса. Проследи за этим, ладно?

— Хорошо, — пообещала я.

Примерно каждые десять минут я поглядывала сквозь стекло в боковой двери. Когда кровь закончилась, я взяла полную бутылочку и заменила ею пустую, отрегулировала капельницу. Затем я унесла поднос старшей сестры: она съела около трети яйца. Каттер все еще сидела там совершенно неподвижно и молча смотрела на лицо мужчины. Она все еще там оставалась в девять вечера, к приходу ночной смены.

Прежде чем сестра Остин подошла к Джиму, чтобы забрать отчет, я поманила ее на кухню. Я ничего не забыла.

— Я слышала, будто ты жаловалась на меня сестре Каттер? — спросила я.

Ее узкое лицо было веснушчатым, а кожа — бледной; портрет завершали близко посаженные голубые глаза и тонкие волосы. Такой человек заливается краской, как пион, если его припереть к стенке. Сейчас она покраснела и недовольно нахмурилась.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — пробормотала она.

— Понимаешь. Ты рассказала ей о секонале для Фуллера.

— Это случайно у меня вылетело во время разговора, — оправдывалась девушка. — Она спросила, есть ли тут лекарство, и…

— И тогда ты ей все выложила? Людям приходится нарушать некоторые нелепые правила ради спасения пациентов. Все когда-нибудь начинают поступать так, чтобы избежать непредвиденных осложнений. Я знала, что могу доверять Браун, но я надеялась, что ты тоже чему-то научилась. Хорошо, когда тебе ночью придется бегать по больнице, трезвонить и заставлять больных дожидаться болеутоляющего, не вини меня. Я не стану снова тебя выручать.

Остин тщательно складывала свою накидку не глядя на меня.

— Я не знаю, почему ты приняла это так близко к сердцу, Дрейк! — обиженно произнесла она. — А где старшая сестра? Почему отчет составляет Джим Хикен?

— Поэтому я так и разозлилась, — объяснила я. — Она сидит в боковой палате с мистером Кершоу. У него нет шансов, и Каттер об этом знает. Она пробудет с ним всю ночь, если ты не вытащишь ее оттуда. Так что напряги мозги и придумай какую-нибудь уловку, вместо того чтобы выбалтывать тайны о коллегах из своего же отделения.

— Мистер Кершоу? — спросила она. — Но за завтраком никто ничего мне не рассказал.

— Никто, вероятно, ничего теперь тебе и не сообщит, раз все знают, какая ты болтушка, — сердито произнесла я. — Извини, Остин, но ты безумно раздражаешь меня, когда ходишь туда-сюда, всюду суешь свой нос и сплетничаешь. А сейчас, ради всего святого, постарайся убедить сестру Каттер уйти домой. Я полагаю, Коллинз пришлет специальную сиделку, она сегодня понадобится.

Прежде чем уйти, я сама подошла к сестре.

— Вы еще не уходите? Ночные дежурные уже здесь. О нашем больном обязательно позаботятся.

— Нет, я останусь рядом, сестра. — Женщина подняла на меня печальные глаза. — Что вы о нем думаете?

Каттер не была родственницей, которую нужно подбадривать доброжелательной ложью. Она оставалась профессионалом, проверяющим свое собственное впечатление. Дыхание мужчины стало более поверхностным, нос заострился, мочки ушей зловеще отодвинулись от черепа.

— Довольно скверно, — честно признала я. — Он приходил в сознание?

— Только на мгновение. — Собеседница криво улыбнулась. — Он узнал меня и понял, что я сдержу обещание.

— Это хорошо, — проговорила я. — Спокойной ночи, сестра.

Спускаясь вниз по лестнице вместе с Джимом Хикеном, я сказала:

— Думаю, она была немного влюблена в него все эти годы…

— Кто? — недоуменно спросил парень. — О чем ты тут толкуешь?

— Я говорю о сестре Каттер и мистере Кершоу. Такое иногда случается, когда люди много лет работают вместе. У непривлекательной женщины тоже есть чувства. Сестра ненавидела всех девушек, работавших у него в регистратуре. Она просто со свету сживала бедную Викторию.

Джим выглядел потрясенным:

— Чепуха! Ты что сегодня такая романтичная? Они терпеть друг друга не могут, она и шеф, вечно цапаются.

— Именно об этом я и говорю, — пояснила я. — Они привыкли друг к другу. А привычка тоже разновидность любви, не так ли? Они всегда могли попререкаться всласть. Никто не будет годами ругаться с посторонним человеком.

Джим в ответ заявил, что женщин не зря упрекают в нелогичности. Он совсем ничего не понял.

По пути в столовую швейцар позвал меня.

— Для вас письмо, — сказал он мне и подмигнул. — Его передал доктор Вудхерст.