Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Твое счастье, – произнесла Паола и кратко пояснила: – Сплошная болтология!
– Это ты об обозрениях, полагаю? – уточнил Брунетти, когда они проходили мимо льва[44].
Паола рассмеялась.
– Ну не о Флавии же! Ее имя иногда попадалось мне в статьях. Отзывы всегда хорошие. Даже более того. – И когда они вышли на кампо Сан-Лука, она добавила: – Позавчера ты сам слышал ее, верно? И видел.
– Хотелось бы послушать в ее исполнении что-нибудь более… – Брунетти никак не мог закончить фразу.
– Пристойное? – подсказала Паола.
Теперь была его очередь рассмеяться.
Болтая о том о сем – от музыки до очевидного охлаждения Раффи к Саре Пагануцци, и снова о музыке, – они перешли по мосту Риальто на левый берег и зашагали вдоль рива. Некоторые рестораны уже не работали, остальные закрывались; после долгого дня официанты выглядели утомленными.
Супруги почти не разговаривали, пока шли вдоль воды. И только когда остался последний поворот направо, к их дому, оба обернулись, чтобы посмотреть на отражение луны в канале, которое, казалось, вот-вот соскользнет под мост.
– Правда же, мы живем в раю? – произнесла Паола.
Этот звонок пришлось бы принять и по «родительскому телефону», будь такой у Паолы, потому что раздался он в шесть пятнадцать – двумя днями позже. Гвидо ответил после третьего гудка – коротко: «Брунетти слушает!»
– Это я, – отозвался мужской голос, и комиссар внутренне напрягся.
– Что случилось? – спросил он, узнав Этто́ре Риццарди, одного из муниципальных патологоанатомов, который вообще-то не должен был звонить в такое время.
– Это Этторе, – представился доктор, хотя в этом не было нужды. – Прости, что звоню так рано, Гвидо, но я решил, что лучше сам расскажу тебе об этом.
– Где ты сейчас? – спросил Брунетти.
– В больнице, – ответил доктор Риццарди.
Брунетти понял: в морге. В какой еще больнице быть патологоанатому?
– Что случилось? – повторил вопрос комиссар, лишь бы не спрашивать: «Кто умер?»
– Я приехал раньше, чтобы вскрыть тело мальчика, который застрелился, – сказал Риццарди. – Хотел успеть до начала рабочего дня.
– Почему? – спросил Брунетти, хотя его это и не касалось.
– У нас новый доктор, только-только из мединститута. Не хочу, чтобы она это видела. Успеет насмотреться…
– И поэтому ты мне звонишь? – поинтересовался Брунетти, надеясь, – нет, молясь про себя, – чтобы Риццарди не усомнился в том, что это самоубийство.
– Не поэтому. Одна из медсестер кое-что мне рассказала. Ты ее знаешь: Клара Бонди. Жена Аральдо.
– Знаю, – произнес Брунетти, мысленно прикидывая, что все это значит и чего от него хотят. – И что же она рассказала?
– Им на скорой привезли девушку с переломом руки. Еще пришлось зашивать рану на голове – шесть швов.
– Что с ней стряслось? – Брунетти повернулся, чтобы посмотреть на часы. Почти половина седьмого! Спать уже не ляжешь.
– Упала со ступенек моста Скуоле.
Лежащая рядом на кровати под ворохом одеял Паола тихонько застонала. Брунетти успокаивающе погладил ее по бедру и сказал в трубку подчеркнуто приятным, дружелюбным тоном:
– Этторе, зачем ты мне все это рассказываешь?
– Девушку привезла скорая. Случайные прохожие нашли ее у подножия моста около полуночи и вызвали карабинеров. Те приехали и позвонили врачам. Девушка поступила в больницу в бессознательном состоянии.
«Хорошо, что она вообще туда попала, – подумал Брунетти. – Раз у нее была сломана рука и разбита голова. Шесть швов не шутка».
– И?..
– В палате, куда ее поместили, и дежурила Клара.
– И?..
– Когда девушка очнулась, она сказала Кларе, что ее столкнули с моста.
Брунетти взвесил варианты.
– Она была на подпитии?
– По всей видимости, нет. Ее осмотрели в приемном покое.
– Кровь на алкоголь брали? – спросил комиссар.
– Нет. Но судя по запаху изо рта, она не употребляла алкоголь. – Риццарди выждал немного и добавил: – Клара говорит, эта девушка уверена, что ее толкнули.
– А мне ты зачем звонишь, Этторе?
– Когда Клара рассказала обо всем доктору, тот ответил, что эта девушка, скорее всего, выдумывает – у нас толкаться не принято. – И, упреждая протест Брунетти, продолжил: – И отказался звонить в полицию. Он не желает лишних хлопот.
– А девушке что, по его мнению, делать?
– Врач говорит, пусть сама обращается в полицию, уже из дома.
– И когда это произойдет?
– Понятия не имею, Гвидо. – В голосе Риццарди появилось раздражение. – Поэтому я тебе и звоню.
– Я понял тебя, Этторе. – С этими словами Брунетти откинул одеяла. – Постараюсь побыстрее приехать. – И, догадываясь, что Риццарди его слова мало утешили, добавил: – Ты разговаривал с потерпевшей?
– Нет. Зато я знаю Клару – сто лет, с тех пор, как тут работаю, и здравомыслия у нее побольше, чем у многих моих коллег. Она говорит, что верит этой девушке, и для меня этого достаточно.
Брунетти тихонько охнул, вставая с кровати.
– Такое впечатление, что у тебя на плечах полмира, Гвидо! – сказал Риццарди уже гораздо спокойнее.
– Приму душ, выпью кофе и через час приеду.
– Она никуда не денется из больницы.
Брунетти вышел даже раньше, чем планировал: подумал, что проще будет не варить кофе дома, а забежать в кафе по пути. Не было еще и половины восьмого, когда он подошел к кафе-кондитерской «Ба́лларин» и к своему огромному облегчению увидел, что внутри уже кто-то есть. Брунетти постучал в дверь, и когда Антонелла подошла взглянуть, кто пришел, спросил, подадут ли ему кофе и булочку-бриошь. Женщина выглянула на улицу, посмотрела направо и налево и только тогда впустила его. Затем закрыла дверь и заперла ее на замок.
Когда они встретились глазами, Антонелла сказала:
– Мы не обслуживаем клиентов, пока кафе не откроется. Это запрещено законом.
Брунетти испытал соблазн сказать наигранно суровым тоном, что закон тут представляет он, но для шуток время было слишком раннее – и он еще не пил кофе. Поэтому вместо этого Брунетти поблагодарил Антонеллу и сказал, что заплатит в следующий раз, так что никакой закон они не нарушат.
– Наверное, есть законы, о которых мы и не знаем, – проговорила женщина, проходя за барную стойку; ее голос тут же был заглушен треском кофемолки.