Верзила взял конверт, сунул за голенище и сказал:

– В сапогах самого высокого качества внутри есть специальный карман, мистер Старр. Знаешь об этом?

– Знаю. Не смотрите свысока на фермера и вы. Кстати, Верзила, меня все еще зовут Уильямс. И последнее. Только работники библиотеки сумеют безопасно для себя вскрыть конверт. Если попробует кто-то другой, будет ранен.

Верзила выпрямился.

– Никто его не откроет. Есть люди выше меня. Может, ты думаешь, что я этого не понимаю, но я понимаю. Но все равно, выше или нет, никто, повторяю, никто не отберет у меня конверт, предварительно не убив меня. Больше того, я и сам не буду его открывать, если ты подумал об этом.

– Подумал, – согласился Дэвид. – Я стараюсь просчитывать все варианты, так что на всякий случай подумал и об этом.

Верзила улыбнулся, шутливо погрозил Дэвиду кулаком и исчез.

Бенсон вернулся перед самым обедом. Выглядел он удрученным, его полные щеки обвисли.

Он равнодушно поздоровался.

Дэвид мыл руки. Это была особая процедура. Сначала руки погружали в специальный раствор, который использовался повсюду на Марсе для этой цели. Затем их сушили под потоком горячего воздуха, а вода между тем утекала обратно в резервуары, где подвергалась очистке, чтобы вернуться в общее пользование. Вода на Марсе дорога, и там, где можно, ее использовали неоднократно.

– Вы выглядите уставшим, мистер Бенсон, – обратился к нему Дэвид.

Бенсон тщательно закрыл за собой дверь и выпалил:

– Шесть человек умерли вчера от пищевого отравления. Самое большое число жертв для одного дня. Положение становится все хуже, а мы ничего не можем сделать. – Он сверкнул стеклами очков в сторону клеток. – Все животные живы, вероятно.

– Все живы, – подтвердил Дэвид.

– Что же мне делать? Ежедневно Макиан спрашивает, не обнаружил ли я что-нибудь. Он думает, что я могу найти ответ утром у себя под подушкой? Я сегодня был в хлебных амбарах, Уильямс. Океан пшеницы, тысячи и тысячи тонн, подготовлены к отправке на Землю. Взял сотни образцов. Пятьдесят зерен здесь, пятьдесят там. Проверил все углы в каждом амбаре. Брал образцы на глубине в двадцать футов. Но что с этого? При нынешних обстоятельствах было бы преувеличением считать, что заражено одно зерно на миллиард. – Он подтолкнул к нему чемоданчик, который принес с собой. – Думаете, среди пятидесяти тысяч зерен здесь есть одно из миллиарда? Один шанс из двадцати тысяч!

Дэвид сказал:

– Мистер Бенсон, вы говорили мне, что на ферме никто не умер, хотя едят здесь почти исключительно марсианскую пищу.

– Да.

– А на всем Марсе?

Бенсон нахмурился.

– Не знаю. Вероятно, смертей не было, иначе я бы знал об этом. Конечно, жизнь не так жестко контролируется на Марсе, как на Земле. Фермер умирает, и его обычно хоронят без всяких формальностей. И вопросов не задают. – Потом резко спросил: – Почему вы спрашиваете?

– Просто думаю, что, если это марсианская бактерия, люди на Марсе могли к ней привыкнуть. У них иммунитет.

– Гм. Неплохая идея для неспециалиста. Очень неплохая. Я подумаю над этим. – Он потянулся и потрепал Дэвида за плечо. – Идите поешьте. Новые образцы начнем испытывать завтра.

Когда Дэвид уходил, Бенсон осторожно доставал из чемоданчика тщательно упакованные и надписанные маленькие пакетики, в одном из которых могло находиться отравленное зернышко. К утру все зерна будут смолоты, каждая порция тщательно разделена на двадцать частей – одни пойдут на корм, другие – для испытаний.

К утру. Дэвид про себя улыбнулся. Где он будет к утру? И будет ли он вообще жив к утру?

Ферма под куполом спала, как гигантское доисторическое чудовище, свернувшееся на поверхности Марса. Бледно мерцала остаточная флюоресценция. В тишине стало слышно обычно незаметное низкое гудение атмосферных аппаратов: они сгущали марсианский воздух до нормального земного уровня и добавляли необходимое количество кислорода, который поступал из обширных теплиц.

Дэвид быстро перебегал от тени до тени с осторожностью, в которой не было особой необходимости. Никто не следил за ним. Когда он достиг выхода номер семнадцать, жесткая поверхность купола, находившаяся невысоко над ним, еще более снизилась. Он задел ее головой.

Дверь открылась, и Дэвид вошел внутрь. Карманный фонарик осветил стены, контрольное табло. Никаких надписей на приборах не было, но объяснения Верзилы были достаточно точными. Дэвид нажал желтую кнопку. Слабый щелчок, пауза, затем шипение, гораздо более громкое, чем тогда, когда они выбирались на машинах. Поскольку выход был маленьким, рассчитанным на трех-четырех человек, а не на несколько машин, воздух уходил гораздо быстрее.

Дэвид надел маску и подождал, пока шипение совсем стихнет. Это означало, что давление снаружи и внутри уравновесилось. Тогда он нажал красную кнопку. Внешняя секция стены поднялась, и он вышел наружу.

На этот раз ему не нужно было управлять машиной. Он лег на жесткий холодный песок и подождал, пока выворачивающее наизнанку ощущение пройдет и он привыкнет к изменению силы тяжести. На это потребовалось около двух минут. «Еще несколько переходов, – мрачно подумал Дэвид, – и у меня будет то, что фермеры называют „гравитационными ногами“».

Он встал, чтобы осмотреться, и невольно застыл в восхищении.

Впервые видел он ночное небо Марса. Звезды те же, что видны и с Земли, и очертания созвездий привычны. Расстояние от Земли до Марса, само по себе очень большое, тем не менее совершенно незначительно по сравнению с расстояниями до ближайших звезд. Но если положение звезд и не изменилось, сильно изменилась их яркость.

Разреженная атмосфера Марса не затемняла их, они сверкали жестко и алмазно-ярко. Луны, конечно, не было, во всяком случае такой, как на Земле. Дэвид поискал глазами крошечные спутники Марса – Фобос и Деймос, пяти и десяти миль в диаметре – две огромных горы, летящие в космосе. Они настолько малы, что, несмотря на близость к планете, гораздо ближе к Марсу, чем Луна к Земле, – Фобос и Деймос видны не как диски, а как две ярких звезды, незнакомые земному небу. Дэвид думал, что сможет узнать их, но… вероятно, они находились по другую сторону планеты.

Низко на западном горизонте он заметил еще кое-что и медленно повернулся в ту сторону. Это, безусловно, была самая яркая звезда в ночном небе, ее сине-зеленое свечение было невыразимо прекрасно. Рядом находилась еще одна звездочка, желтоватая, яркая, но гораздо меньшая, чем ее соседка.

Дэвиду не нужны были звездные карты, чтобы узнать Землю и Луну – двойную «вечернюю звезду» Марса.

Он оторвал взгляд от небосвода, повернулся к невысокому скальному выступу, видневшемуся в свете фонарика, и пошел. Верзила велел ему использовать этот выступ как ориентир. Марсианская ночь была холодна, и Дэвид с сожалением подумал о тепле марсианского солнца, находившегося в ста тридцати миллионах миль.