сделав ночью привал у гряды, выламывали из лодок сиденья на костер, а то и сжигали всю лодку. Убедившись, что на этот раз никакое стихийное бедствие не постигло тихую гавань, Колокольников вышел на шоссе.

Молодой крупный мужчина в потертом кожаном пиджаке разгребал на обочине гравий и сухие листья толстой палкой. Леонид Иванович остановился — мужчина рылся как раз на том месте, где произошло несчастье. «Из милиции, что ли, прислали? — подумал Колокольников. — Если так, то молодцы. Зря я о них плохо подумал». Он подошел к мужчине и поздоровался. Увлекшийся своими поисками, тот вздрогнул от неожиданности и резко обернулся к Колокольникову. Круглое его лицо было испуганное и злое.

— Чего надо? — спросил он недружелюбно.

— Ничего, — пожал плечами Колокольников. — Я просто хотел предложить вам свою помощь. Вы ведь из милиции?

— Иди ты! — Глаза у мужчины стали белые от злости. Леонид Иванович отпрянул. Ему показалось, что человек этот сейчас размахнется и ударит его палкой. — Придурок! Я здесь деньги потерял, — прошипел он и, повернувшись к Колокольникову спиной, быстрыми шагами пошел прочь.

«Никакой он не милиционер, — приходя в себя, с опозданием догадался Колокольников. — А если нет, то чего он тут искал?»

— Эй! Постойте! — крикнул Леонид Иванович. От волнения голос у него сорвался на фальцет. — Постойте! — Он пошел следом, но мужчина вдруг круто свернул в лес.

«Там он меня и прирежет, — подумал Колокольников и остановился. — Да и как я его один задержу?! Может, он снова придет?»

Колокольников вернулся к тому месту, где рылся мужчина, и спрятался в кустах.

«Здесь он меня не заметит, — решил он. — А мне все видно. Надо его хорошенько запомнить». Наблюдая за дорогой, он стал вспоминать мужчину, его лицо, волосы, костюм. И ужаснулся от того, что ничего не мог вспомнить. Только белые от ярости глаза и толстую палку.

По шоссе проносились машины, с веселым гомоном прошла большая группа молодежи.

— А я буду купаться! — упрямо бубнила высокая стройная девица. — Все равно буду! — Колокольников не слышал, что говорила ей подруга, но девица все твердила: — Буду, буду! Буду купаться!

У тропинки, ведущей к поселку, остановилась черная «Волга». Из машины вышел еще один сосед Колокольникова, профессор Пашаев. У Леонида Ивановича мелькнула мысль — позвать Пашаева и вместе догнать того мужика с палкой. Но тут же он подумал, что мужика давно и след простыл, а Пашаеву надо будет объяснять все сначала, а объяснять Колокольникову не хотелось.

— Завтра в восемь, дорогой! — сказал Пашаев шоферу.

Хлопнула дверца. Заиграла музыка. Наверное, шофер включил радиоприемник. Машина развернулась и, набирая скорость, помчалась к Ленинграду. Пашаев прошел совсем рядом с Колокольниковым — можно было протянуть руку и схватить Омара Ахмедовича за широкую штанину.

— Тьфу, забыл в кабинете сейф закрыть! — неожиданно выругался профессор и остановился в нерешительности. Но машина уже ушла. А Пашаев, покряхтывая, — ишиас, видать, разгулялся, — направился к даче.

«Я тебе про сейф когда–нибудь напомню», — усмехнулся Колокольников.

Мужик не появлялся. «И не придет! — решил наконец Леонид Иванович. — Наверняка шофер. Тот, что сбил человека. А я его милицией спугнул. — Колокольников от кого–то слышал или читал, что преступников тянет на то место, где они совершили преступление. — Этого не просто потянуло! — сердито подумал Леонид Иванович. — Он тут искал что–то. Проверить хотел, не забыл ли чего впопыхах утром?»

Уже не таясь, Колокольников выломал ольховую палку и вышел на дорогу. Но палка не пригодилась — солнце ушло за вершины сосен, на дорогу легла сиреневая тень, и он с трудом разбирал, что там выгребается из–под палки на еще не просохшем песке обочины. Колокольников положил палку рядом — на всякий случай — и, став на корточки, принялся метр за метром разглядывать песок. Иногда он просто ощупывал землю, отбрасывая жухлые листья, окурки, пробки от бутылок. Он даже нашел три копейки, но монета была старая и позеленевшая. Наконец на песке что–то тускло блеснуло. Колокольников протянул руку и поднял новенькое сверло. «На эту штуку я наступил утром, — обрадовался он. — Конечно! И чуть не растянулся! Вот вам и подтверждение. Сверла — не пробки от бутылки, просто так на дорогах не валяются».

Он повертел сверло в руках — оно было совсем новое — и, спохватившись, положил во внутренний карман пиджака. «Зря я его полапал, может, следователь там какие–нибудь следы рассмотрит», — подумал Колокольников и пошагал к дому.

2

В городе уже несколько недель стояла жаркая погода. Ночью с залива ветер наносил низкие рваные тучи. Косой дождь стремительно стегал по нагретым за день крышам, по размякшему асфальту и тут же испарялся. Сизый туман смешивался с дымами ТЭЦ, с бензиновыми парами и плавал над улицами, пока раннее солнце не осаживало его мелкими капельками на неуклюжих скамейках в парке, на гранитных парапетах набережных. Капельки тут же высыхали, и вместе с ними исчезало всякое воспоминание о короткой ночной прохладе.

Никогда еще за последние дни Евгений Жогин не чувствовал себя настолько свободно и беззаботно, как сейчас. А это субботнее утро показалось ему особенным. Проснувшись, он долго лежал не открывая глаз, сладко потягиваясь, ощущая всем телом, как чисты крахмальные простыни, как податлива и пружиниста широкая постель. Из кухни доносился приглушенный дверями шум воды, позвякивание посуды — Люба готовила завтрак, стараясь не потревожить мужа раньше времени.

Уже месяц, как он вернулся из заключения. Все это время Евгений радовался вольной своей жизни, наслаждался возможностью в любой момент, хлопнув дверью, выскочить на шумную улицу, пройтись, беззаботно подставив лицо солнцу в толпе, не обращающей на него никакого внимания и потому так приятной ему. Но где–то в подсознании, независимо от него самого и даже большую часть времени никак не проявляя себя, гнездился ледяной мокрый страх. Да, да, именно мокрый, потому что, просыпаясь вдруг среди ночи, Евгений покрывался ледяной испариной. Так же бывало, когда, оставшись один дома, он ложился на диван, включал старенький телевизор и, позабыв все на свете, переживал чужие актерские страсти на экране и в это время раздавался резкий, пронзительный телефонный звонок. Телефон успевал прозвонить несколько раз, прежде чем Евгений понимал, что это не сигнал подъема или тревоги, и, ощущая на спине испарину, хватался за трубку, выдавливая из себя хриплое «слушаю».

Сегодня он проснулся от того, что солнечный