Не видя ничего вокруг себя, Роуленд спустился на лифте и так же слепо добрался до аэропорта. Он ничего не замечал ни в самолете, ни когда проходил английскую таможню, и лишь через некоторое время с удивлением обнаружил, что находится уже в своей лондонской квартире.

В течение двух недель после этого Роуленд жил словно автомат, не сомневаясь, что его все-таки призовут обратно. А в феврале получил от Джини телеграмму, состоявшую из единственного слова «нет», и тут же уехал в Шотландию, где в одиночестве ходил в горы и неоднократно подвергал себя неоправданному риску.

Однако ничего ужасного с ним не случилось, и он вернулся в Лондон, в свою квартиру, из окон которой виднелся шпиль хоксморской церкви. Как-то раз в марте в три часа утра ему позвонил Макс и сообщил, что Шарлотта родила их первую дочь, а в апреле почта принесла ему приглашение на крестины девочки, которые должны были состояться в следующем месяце. Роуленд принял его.

– Мы хотели бы, чтобы ты стал крестным отцом, – сказал ему Макс, когда по обыкновению они в его кабинете перекусывали бутербродами. – Ведь это ты предсказал, что родится именно девочка.

– Очень рад. Большая честь, – откликнулся Роуленд.

– Вторым крестным Шарлотта попросила быть Тома.

– Прекрасный выбор.

– А вот насчет крестных матерей мы еще не решили. Наверное, попросим одну из сестер Шарлотты и… – Макс кинул на Роуленда быстрый взгляд —…возможно, Линдсей.

Роуленд кивнул, возвращая Максу статью, которую они собирались печатать на следующий день. Статью написала и прислала по факсу Джини. В ней рассказывалось о полицейском налете на подпольную лабораторию по производству наркотиков в Амстердаме, которой заправляли американец и молодой голландский химик. Теперь оба они уже рассматривали небо в клеточку. Подробности статьи, казалось, интересовали Роуленда гораздо больше, нежели детали будущих крестин дочери Макса и то, кто станет ее крестными.

Сразу же после того, как Роуленд вышел из его кабинета, Макс позвонил жене. Она тут же обрушила на него поток вопросов, в ответ на которые Макс лишь печально вздохнул.

– Надо смотреть в глаза реальности, Шарлотта. Я же говорил тебе: ни малейшего шанса.

* * *

Линдсей воспринимала все это совершенно иначе. За последние месяцы у нее было достаточно времени для размышлений и наблюдений, которые, без сомнения, оказали на нее сильное влияние. Линдсей знала, что Джини осталась с Паскалем во Франции, поскольку женщины регулярно перезванивались. Она заметила, что голос подруги повеселел, наполнился оптимизмом и радостью, когда та поначалу сообщила ей об удачном исходе операции на сломанной руке Паскаля, а потом регулярно информировала ее о том, как продвигается его выздоровление. Линдсей поняла, что ни Джини, ни Паскаль не горят желанием вернуться в Лондон и намерены оставаться в Париже как минимум до конца мая. Линдсей также обратила внимание на то, что Роуленд Макгуайр работал теперь больше всех в редакции «Корреспондента» и засиживался там допоздна, даже дольше, чем Макс. И еще Линдсей заметила (правда, не без помощи Пикси), что Роуленд стал совершенно недоступен для обольстительных женщин и непроницаем по отношению к их чарам. Когда одна из его помощниц по сбору материалов – молодая женщина, страстно желавшая охомутать Роуленда, за что Линдсей возненавидела ее с первого взгляда, – по слухам, почти в открытую предложила себя Роуленду, она была отвергнута жестко и без лишних церемоний.

В те моменты, когда Линдсей испытывала прилив душевных сил, она умела не обращать внимания на подобные вещи, но в минуты слабости они заставляли ее чувствовать себя несчастной. Этому же способствовал и Марков, объявивший себя ее «любовным агентом-провокатором».

– Как продвигается твоей роман, Линди, лапочка? – ворковал он в телефонную трубку, находясь на съемках в Хайдарабаде. – Есть ли успехи? – вопрошал он через несколько дней откуда-то из пустыни Мохаве. – Ну, как это? Наверное, чудесно? – пищал он в сотовый автомобильный телефон, подъезжая к заброшенной австралийской шахте по добыче олова, где должен был делать снимки бальных платьев для «Вог». – Ты в конце концов женщина или нет? Что течет в твоих жилах: кровь или вода? Приступай немедленно. Я вылетаю домой завтра. Поведу тебя в замечательный литовский ресторанчик, и учти: жду исчерпывающего отчета. Ты должна действовать!

– Ну? – спросил он вечером следующего дня, когда они сидели в жутких темных недрах малоизвестного и принадлежавшего каким-то литовцам ресторана. Тут подавали клецки и маринованную рыбу. – Рассказывай, сладкая моя! Или вы все еще находитесь на стадии целомудренных ухаживаний? Ни то, ни другое? Я не верю своим ушам!

Он поправил на голове шляпу, вздохнул и закурил.

– Ну, ладно, – продолжал он деловым тоном. – Перед тем как я начну плести паутину, мне необходимо знать все подробности. Все – вплоть до мельчайших. Итак… Многозначительные взгляды?

– Ни единого.

– Прикосновения словно невзначай?

– Если бы…

– Телефонные звонки?

– Шутишь?

– У тебя есть соперница?

– Насколько мне известно, нет. Говорят, он превратился в совершеннейшего монаха.

Марков просиял.

– Это уже обнадеживает. Его воздержание повышает твои шансы, птичка. Особенно – в данном случае. Пошли дальше. Ты предлагала ему выпить после работы?

– Да, черт побери, предлагала! Может, ты успокоишься, Марков? Он ни разу не захотел выпить со мной. Он также не проявил желания пообедать или поужинать у меня дома. Он не купился даже на предложение сходить в кино, хотя я была уверена, что хоть это-то сработает. Три часа Эйзенштейна, плюс Том, сидящий рядом… Уж тут-то он должен был ощущать себя в полной безопасности. Я рассчитывала, что он согласится. Увы…

– Снова работает допоздна?

– Допоздна.

Марков выглядел заинтересованным и вместе с тем слегка задетым. Он снял темные очки и посмотрел на Линдсей своим беличьим взглядом.

– Просто ты не стараешься, Линди. Ты должна быть более откровенной. Действуй, иначе потом всю жизнь будешь кусать себе локти. Проглоти свою гордость, дорогая. Наступи на горло своим принципам. Прыгни туда, куда боятся совать нос ангелы.

Линдсей задумалась.

– Каким образом?

На лице Маркова появилось задумчивое выражение. Он заметил, что никогда в своей жизни не ел большей гадости, чем эта маринованная рыба. Затем – заказал еще вина, кофе и закурил.

– Общие интересы – вот выход! Скажи ему, что ты хочешь научиться лазить по горам. Купи какие-нибудь идиотские альпинистские ботинки, теплую куртку на меху. Поползай с ним по скалам, птичка, вцепись словно невзначай в его руку, понеси его рюкзак…

– Ты что, совсем охренел, Марков? В этой куртке я буду похожа на чучело, а после первых же шагов по горе у меня начнется морская болезнь.