— Нет, правда, правда! — продолжала усмехаться Наташа. — Миша — это же мировая проблема для него!

— Ну ладно, — сказал Алеша, поднимаясь из-за стола, — я, пожалуй, пойду… Спасибо за все.

— И вы так просто уходите? — удивилась Лидия Константиновна.

— Ну, не совсем просто…

Теперь, встав из-за стола, Алеша наконец додумал ту мысль, которая мелькнула у него еще в середине разговора. Мысль о том, что вот сейчас Наташа — это одна женщина, язвительная, насмешливая и насмехающаяся над своими родителями, как бы даже презирающая их. В разговоре же с Алешей она всегда старается защитить их, борется и отстаивает родителей. А вчера на вечере она была еще и третья Наташа, такая, какой ее родители, наверное, и не представляют.

Уходил Алексей с Семеновской, испытывая какую-то неопределенность своих мыслей и чувств. Может, он и на родину, на Урал, собрался потому, что скрутила его по рукам и ногам эта неопределенность. А что неопределенность шла от чувства собственной вины, прежде всего — перед самим собой, об этом он не думал, не догадывался пока, не хотел догадываться…

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Когда в квартиру позвонили, Алеша подумал: не Наташа ли вернулась от родителей? Алеша был дома один. Открыв дверь, Алеша увидел незнакомого мужчину, который как-то странно, многозначительно улыбнулся.

— Простите, Лариса дома?

— Нет. Но скоро будет. Вы к ней по делу?

— По делу… — При этом мужчина снова многозначительно улыбнулся и внимательно посмотрел Алеше в глаза: какое впечатление произведут его последние слова? — Роман, муж Ларисы.

— А-а… — протянул Алеша. — Алеша, — представился он. — Проходите, она скоро вернется. В Жуковский, к матери, уехала…

Они прошли к Алеше в комнату.

— Учишься? — кивнул Роман на книги. — Давай по-простому, на «ты»?

— Давай, — ответил Алеша. — Нет, так просто. Читаю… — Он хотел добавить: «Наташа учится, жена…», но Роман не дал досказать:

— Ну-ну… молодец. Самообразованием занимаешься. — Он подошел к книгам, просмотрел их, полистал. — Философию, значит, любишь?

— Люблю. Я вот сейчас Энгельса штудирую, «Происхождение семьи, частной собственности и государства». Ну и книга, я тебе скажу! Очень хочется разобраться во всем этом…

— Да-а… — сказал Роман и сел на стул. — Вон что… — Он улыбнулся своей странной улыбкой — как бы на одну сторону. — В общем, Лариса время не теряет. Жить учится… — Роман рассмеялся. — Как она, ничего? Нравится тебе?

— По-моему, очень хорошая женщина, — ответил Алеша серьезно.

Роман рассмеялся еще веселей.

— Ты когда-нибудь слышал, чтобы о чужой красивой жене говорили, будто она не́ хорошая?

— Не знаю… Не слышал вроде…

Эта странная наивность — или хитрость? — Алеши очень веселила Романа, он от души смеялся.

— Давно уже здесь живешь?

— Месяцев пять… или шесть… — Алеша начал подсчитывать в уме. — А что?

— Так… — смеялся Роман, — Ну, а Светланка как относится?

— Светланка? Хорошо относится. Любит нас, — улыбнулся Алеша.

И снова Роман смеялся, забавным ему казалось это «нас».

— Не женился еще?

— Женился, — ответил Алеша, никак не понимая, почему Роман смеется.

— Поздравляю!

— Постой, постой… — начал догадываться Алеша. — Ты, может, думаешь, что я… что мы с Ларисой… Да ты что! Ты что! У меня жена Наташка. Совсем другая!

— Другая? — остановился Роман. И снова начал смеяться, веселей прежнего.

— Ну да, другая… С Ларисой мы просто работаем вместе. А комнату эту снимаем. С женой. У Ларисы.

— Вон чего! — смеялся Роман. — Чего ж ты мне сразу не оказал, чудо гороховое? Я-то думал, Лариска за ум взялась, парня себе нашла… Посмотрел на тебя и думаю: «Вон какой хахаль завелся…» Ну, извини, брат, извини… А знаешь тогда что? Давай поближе познакомимся, а? У меня бутылка припасена, посидим, поговорим, а то Лариса не даст, я знаю…

Алеша колебался.

— Давай, не бойся, не съем тебя… Да ты подумай, я в собственной квартире, посидеть хочется!

— Ладно, давай, — согласился Алеша.

— Ну вот и правильно, — обрадовался Роман.

— …Понимаешь, — рассказывал Роман (они уже пили), — она, конечно, отличная баба. Женщина. Уж тут жаловаться нечего, женщина хорошая, так?.. Но… как бы это сказать… с идеалом… с идеей какой-то о жизни. Ну вот есть у нее какая-то идея о жизни, какое-то понимание жизни, и она верит всему этому… А на самом деле идея эта ложная, не так все у людей, по-другому… Согласен?

Алеша неопределенно кивал.

— Ну вот, смотри, — продолжал Роман. — Или нет… Скажи лучше: тебя не раздражают другие люди? И — одновременно — не влекут к себе? А ты задумывался, почему? Потому, что каждый человек  о д и н о к. А любовь, что такое любовь? Это разрушение одиночества. Как бы это объяснить?.. — Роман задумался, улыбнулся.

Алеша слушал внимательно.

— Ну вот взять хотя бы нас с тобой. Мы с тобой почему сейчас разговариваем, почему нам говорить хочется? — Роман не замечал, что говорил в основном только он. — Потому, что ты один и я один, и мы до тех пор будем интересны, любопытны даже друг другу, пока не узнаем достаточно один другого. Так и с женщиной. Как только я  у з н а́ ю женщину, мне становится скучно, и снова меня гнетет одиночество; мне нужно выйти из этого состояния — и вот я уже потянулся к другой женщине; мне ответили чужие глаза, улыбнулись чужие губы — какая тайна! какая неизвестность! какая самоуверенность! — и я полон радости, что я уже не один, что кому-то есть рассказать себя, отдать себя, любить ли, мучить, ненавидеть — все равно, лишь бы не быть одному. Странно это? Для меня не странно, я не оправдываю себя, нет, я хочу понять себя, свои поступки… И я их понимаю, а это тоже странно — понимать себя, каждый свой шаг понимать. Вот ты — понимаешь себя?

— Я? Не всегда…

— Ты — не — всегда — понимаешь — себя! Как это? Что именно?

— Это неуловимо, — ответил Алеша. — Я не могу сказать. Это так… быстро… как мысль. Не может быть, чтобы ты всегда понимал себя.

— Да, конечно… не всегда. Да и как понять все? — Роман рассмеялся вдруг. — Я потому смеюсь, что — к чему же мы пришли? К тому, что все мы — тайна, а значит — одиноки. Так по логике? И так далее. А скажи, — продолжал Роман, — как ты относишься ко всему этому? Ты изменял жене? Только честно?

Алеша молчал: ему было не по себе слышать этот вопрос.

— Хорошо, — понял его состояние Роман. — Я спрошу по-другому. Ты допускаешь измену жене? Саму идею?

Алеша колебался.

— Н-нет… — наконец неуверенно ответил он.

— Та-ак! — торжественно проговорил Роман. — Ты — не допускаешь — измену — жене! Та-ак… А сам уже изменял ей, изменял! — засмеялся Роман.

Алеша вздрогнул.

— Потому что если бы не изменял, то сразу бы и ответил: «Нет,