Однако увлечение литературными делами не могло не сказаться на результатах экзаменов в Николаевском кавалерийском училище. 18 октября Н. Гумилёв был отмечен в числе не явившихся на экзамены по уважительным причинам. А из «Аттестационного списка с баллами, полученными прапорщиками, вольноопределяющимися кавалерийских и казачьих частей на офицерских экзаменах в сентябре и октябре месяцах 1916 г. при Николаевском кавалерийском училище» явствует, что из семнадцати учебных предметов прапорщик Гумилёв не сдавал экзамены по двум: фортификации с практическими занятиями и конно-саперному делу. Гумилёв сдал следующие экзамены: иностранный язык (французский) — 12 баллов; военное законоведение с практическими знаниями — 10 баллов; 9 баллов по Закону Божьему; по военной администрации с практическими занятиями — 9 баллов; по военной географии — 9 баллов; по русскому языку — 9 баллов; по тактике — 8 баллов; по истории русской армии — 8 баллов; по военной гигиене с практическими занятиями — 8 баллов; по иппологии и ковке с практическими занятиями — 7 баллов; по топографии с практическими занятиями — 6 баллов; по артиллерии — 6 баллов; неудовлетворительные оценки: по тактическим задачам в классе — 5 баллов; по тактическим задачам в поле — 5 баллов; по топографической съемке — 4 балла. Средний балл Н. С. Гумилёва составил 8,42.

23 октября «по невыдержании» экзаменов прапорщик Гумилёв убыл в 5-й гусарский полк, куда прибыл на следующий день. Полк в это время из-за «недоразумений с жителями» был переведен из района Лембурга в район станции Рамоцкое (между Лиганте и Цесисом). Штаб полка разместился в фольварке Шоре, а 4-й эскадрон, где служил Гумилёв, стоял в Дайбене.

И находясь на фронте, Николай Степанович заботился о своей жене, которая в это время жила в Севастополе на Екатерининской улице (потом на Большой Морской), так как ей был приписан южный климат. Он просил своего друга Лозинского позаботиться о книге Анны Андреевны. 6 ноября Ахматова сообщала Лозинскому: «Коля писал мне о Вашем согласии заведовать четвертыми „Четками“ (то есть переиздания. — В. П.). Теперь я за них спокойна…»

До середины ноября гусары стояли в резерве, а 18 ноября прапорщик Гумилёв вместе со своим полком перешел на новые позиции к Двине в район Фридрихштрассе (Скривери) и Кокенгузена (Кокнесе). 19 ноября гусары, пройдя Нитау (Нитауре), Юргенбург (Заубе), Фистелен (около Меньгеле), расположились в районе мызы Новый Беверсгоф (Вецбебри). 4-й эскадрон Н. Гумилёва расквартировался в деревне Озолино. Гусары были включены в состав 5-й армии. Полку была выделена зона ответственности на Двине от Капостина до Надзина (около Кокнесе).

До 17 декабря гусары несли службу в окопах, и в связи с приближением Рождества многим были предоставлены краткосрочные отпуска. Получил краткосрочный отпуск 19 декабря и Гумилёв. Во второй половине декабря в Петроград вернулась и его жена. Вместе с Кузьмиными-Караваевыми супруги отправились в Слепнево, и здесь Ахматова прочитала поэму «Гондла». Анна Андреевна осталась, а Николай Степанович вернулся в Петроград, где встретился с Михаилом Лозинским и прочитал ему главы из африканской поэмы «Мик».

После 26 декабря Гумилёв вернулся в полк и на время нахождения полка в окопах был прикомандирован к 5-му эскадрону. С 29 декабря прапорщик Гумилёв нес службу в окопах на линии обороны гусар вдоль Двины на участке от Капостина до Надзина. 30–31 декабря немцы вели интенсивный огонь по позициям гусар. Новый, 1917 год Николай Степанович встречал в окопах. Он и предвидеть не мог, каким кошмаром обернется для России наступающий год.

Вторая половина ушедшего 1916 года была совсем бедна для поэта в творческом плане. Он написал всего два стихотворения, переводами практически не занимался, над драмами работал в основном летом. За весь год поэт написал всего десять стихотворений. Это в два раза меньше, чем в предыдущем, 1915 году.

Объяснение этому может быть только одно: Гумилёв к этому времени разочаровался в войне, наступлений и побед не было, он начал воспринимать все происходящее как скучную рутину. Есть все основания предполагать, что Гумилёв в начале 1917 года переживал глубокий духовный кризис. На фронте лихие и рискованные разъезды сменились окопными сидениями, бессмысленными перестрелками и артиллерийскими обстрелами. Для личной храбрости, когда на миру и смерть красна, не осталось места. Эта фаза войны была не для романтика. Он снова заскучал по своим абиссинским дебрям. С первых дней нового года начались бесчисленные дежурства по полку: 3 января, 7 января, 20 января. А в промежутках — окопные перестрелки. В одной из них Гумилёв принимал участие 10 января на линии Капостина — Надзина. А на следующий день пришла довольно неприятная весть: гусарский полк расформировывался из шести- в четырехэскадронный состав и отводился в резерв Сводного отряда. В январе всех гусар, не попавших в четыре эскадрона, отправили в стрелковые части. Николай Степанович находился в 4-м эскадроне, и хотя его не отчислили в пехоту, но и боевыми делами ему не суждено было заниматься.

19 января в 11 часов 35 минут пришла телеграмма из корпуса, в которой сообщалось: «Командующий дивизией приказал вверенного Вам полка назначить одного обер-офицера для заготовки сена дивизии…» На этот документ командир полка полковник А. Н. Коленкин наложил резолюцию: «Прапорщика Гумилёва».

В соответствии с распоряжением корпусного интенданта прапорщик Н. С. Гумилёв был направлен в распоряжение 4-го уланского Харьковского полка, которым командовал полковник барон фон Кнорринг, на станцию Турцевич Николаевской железной дороги. В гусарский полк поэт больше не попал, хотя и числился там еще очень долго. Н. С. Гумилёв с полковником Никитиным были командированы на станцию Окуловка Николаевской железной дороги для закупки фуража для дивизии.

На этом романтика войны для поэта окончилась. Гумилёв снова оказался на перепутье. Малозначимость службы компенсировалась для него теперь тем, что он мог часто бывать в Петрограде и встречаться с друзьями, устраивать литературные дела. Он настолько разочаровался в службе, что даже гусарская форма потеряла в его глазах свой особый шик. И поэт почувствовал себя гражданским человеком. Может быть, поэтому, попав в Петроград 28 января, по всей видимости, без официального разрешения, он не заметил командира отдельного корпуса пограничной стражи генерала от инфантерии Пыхначева и не отдал честь. Генерал был возмущен и арестовал его на сутки. На следующий день Гумилёв получил предписание инженер-генерала Н. И. Костенко за № 2771: «Предписываю Вам по освобождении из-под ареста немедленно отправиться на ст. Турцевич Николаевской ж. д. Для исполнения предписания корпусного интенданта XXVIII корпуса от 26 января за № 2027 и об отбытии мне донести».

С 1 февраля прапорщик Н. Гумилёв был включен в список офицеров полка, командированных в стрелковый полк, но оставался весь месяц в Окуловке, продолжая в свободное время приезжать в Петроград, до которого было всего несколько часов езды. В Петрограде останавливался у Срезневских, где в ту пору жила его жена.

В это время после контузии и лечения в Петрограде оказался и брат поэта поручик Д. С. Гумилёв. Вряд ли встреча двух братьев была очень радостной. Дмитрий Степанович, кадровый офицер, оказался не у дел, младший Гумилёв заготавливал сено. Это кавалеры боевых орденов… Единственным светлым событием для Николая Гумилёва в феврале было подписание корректуры африканской поэмы «Мик», которая готовилась для журнала «Нива». Но в стране началась смута, и поэма не была опубликована.