— Хочешь вытатуировать это на моем лице?

Газала опустилась ниже, и ее лицо оказалось на расстоянии ладони от лица Эмерелль.

— На твоем лице будет ответ на самый главный для тебя вопрос. Ты знаешь, мой дар не так силен, как дар сестры.

Мне будущее не открывается в ясных и четких образах.

Позже, когда мои туманные видения становятся реальностью, я вижу все ясно. Может быть, именно это и превращает меня в настоящего оракула — я не влияю ни на что. Задай вопрос, и я увижу. Ответ будет написан у тебя на лице. Вот почему никто не приходит ко мне дважды. Для каждого у меня только один ответ, и поэтому обдумай свой вопрос как следует.

Лицо газалы было так близко, что эльфийка не могла охватить его взглядом. У провидицы были красивые губы. Изогнутые рога уходили к спине. Женщина излучала силу. Лицо ее было раскрашено, как и лицо жрицы.

— Ты боишься собравшихся снаружи людей?

— Я знаю, что моя жрица умрет сегодня. Собственного будущего я не знаю. Я свободна от страха, потому что жизнь моя чиста. Знакомо ли тебе это чувство, Эмерелль?

Эльфийка сделала вид, что не услышала вопроса.

— Тебе не обязательно делать мне татуировку на лице. Ты ведь знаешь, что в отличие от детей человеческих я обладаю силой, способной стереть ее.

— Все дело в боли, которая приходит вместе с истиной. Боль телесная — только подготовка к душевной боли, которую она несет. Ты можешь исцелить и эту боль?

— Некоторые утверждают, что моя душа мертва и что у меня тысяча лиц.

— Мы обе знаем, что в тебе живет нечто чудовищное.

И я знаю, какой вопрос ты задашь мне, несмотря на то что должна была бы задать другой. Знаю я и то, почему ты хочешь задать этот вопрос. Это достаточное для меня доказательство того, что твоя душа не мертва. А теперь закрывай глаза и задавай вопрос!

Королева повиновалась. Она глубоко вздохнула и прислушалась к себе. Эльфийка знала, что имела в виду Шамур. Но нормирга не могла иначе, она должна была задать вопрос, который, возможно, приведет ее к Олловейну.

— Если бы кто-то из альвов остался у нас на родине, где мне следовало бы его искать?

Укол на щеке. Эмерелль почувствовала, как проникают под кожу чернила. Второй укол… А потом быстрая смена сотен уколов. Эльфийка закрылась от боли. Мысленно унеслась в те места, где была счастлива. Она бежала. Мысли ее превратились в калейдоскоп счастья.

— Эмерелль!

Вместе с голосом пришла боль. Она обрушилась на королеву с такой силой, что стало дурно. Над Эмерелль парила Шамур. Эльфийка отчетливо увидела перчатки газалы. Кончики пальцев были утыканы мелкими иглами: по одной и целыми группами они покрывали каждый дюйм.

— Ты была очень далеко.

Эмерелль кивнула. Казалось, щеки пылают.

— Поторопись вернуться к своим спутникам. Беги на другую сторону острова. Там есть небольшая рыбацкая деревушка. Вы найдете лодки.

— А ты?

Газала потянула за ремни.

— А я уйду в свой тайник и буду надеяться, что они не найдут меня. Они убьют мою служанку. Она не уйдет, несмотря на то что знает это.

Эльфийка подумала, что оракулы не могут увидеть собственную смерть, и спросила себя, не обманывает ли ее газала.

— Ты могла бы пойти в Альвенмарк с нами.

Шамур улыбнулась.

— Я так долго хотела этого. Но сейчас моя сестра мертва.

Я потеряла связь с нашим миром. Я останусь здесь.

— Ты знаешь, почему я изгнала тебя?

Провидица поднялась на пядь выше.

— Я знаю, что доставляла тебе неприятности. И это случилось бы снова, если бы я оказалась в Альвенмарке. Я оракул.

Я всегда говорю правду. — И она скользнула в темноту под сводом пещеры.

Эмерелль поспешила наверх, к бассейну, умыла лицо. Попыталась прочесть надпись, но разобрать казавшийся размытым почерк не смогла. Нетерпеливо бросилась ко входу в пещеру. Жрица стояла рядом с Фальрахом и смотрела на море. Неравный бой начался.

С носа одного из искендрийских кораблей взметнулся вверх столб пламени. Он едва не угодил в галеру с алыми парусами, зато поджег воду.

— Должно быть, это дистиллированная нефть, — деловым тоном произнес Фальрах. — Водой не потушить. Я думаю, они покинули бухту потому, что начался прилив. Если бы искендрийцы вылили эту нефть в воду, море принесло бы ее в бухту. Они могли бы сжечь весь флот, не начиная сражения.

— Что написано у меня на лице?

Фальрах обернулся. С ужасом поглядел на Эмерелль.

— Что там написано?

— Ты выглядишь ужасно. Как она могла это сделать?! Как же сильно она должна ненавидеть тебя…

— Что…

Он закрыл ей рот рукой. Затем притянул к себе и поцеловал в лоб.

— Я люблю тебя, — мягко произнес он. — Не нужно легкомысленно распоряжаться своей жизнью. Прошу тебя… Я…

Фальрах всегда умел выбрать неподходящий момент для объяснения в любви.

— Что…

Он снова коснулся ее губ.

— «На Голове Альва спит альвов глава» — вот что написала она у тебя на лице. Безумные слова оракула, которые могут означать все и ничего одновременно.

— Нет! Это значит, что Певец там. Он не ушел, как я и надеялась!

— В равной мере это может означать и то, что он мертв и там похоронено его тело. Но что бы это ни значило, никто не может подняться на вершину Головы Альва. Ни одно дитя альва, ни одно дитя человеческое. Все, кто пытался сделать это, пропали. Пожалуйста, не ходи туда! Или скажи мне, что за долгие годы, пока меня здесь не было, ситуация изменилась.

— Туда можно подняться.

Эмерелль знала, что Фальрах прав. Никто и никогда не взбирался на вершину загадочной горы. Из тех, кто пытался — а их было много, — не вернулся никто. Даже могущественные черноспинные орлы не отваживались летать вблизи вершины.

— А что написано у меня на лице? — тихо спросил Никодемус.

Лутин часто-часто моргал, как будто в глаз ему попала песчинка. Кровь и слезы оставили темные полосы на его щеках.

— Не обращай внимания на Шамур. Она ослепла от ненависти, — произнес Фальрах.

— «Тех, кто доверяет мне, я предам» — написала она. Я могу стереть надпись. — Именно этого и ожидала Эмерелль от лисьемордого. Королева никогда не станет ему доверять. Он брат Элийи Глопса, величайшего смутьяна, который когдалибо рождался в народе кобольдов.

— Я доверяю тебе, Никодемус, — упрямо произнес Фальрах. — А теперь идемте, иначе мы не успеем.

Эмерелль взглянула на море. Корабль с алыми парусами пробил первый ряд вражеских галер. Единственное судно пиратского флота, которому это удалось. Остальные горели или ввязались в сражение. Галеры второго ряда пытались остановить князя пиратов.