Вопрос заключается только в том, где найти деньги, чтобы сделать ставку на исход выборов. Свой выигрыш я использую для игры на бирже, которая не будет игрой, так как экономика страны уже перешла на военное положение, и я знаю, что так и останется.

Конечно, мне бы хотелось принимать ставки на исход выборов, а не ставить самому, но последний вариант связан с чрезмерным риском для моей шкуры, так как я не имею необходимых политических связей.

Вы понимаете… нет, лучше для начала я объясню, как устроена местная жизнь.

Канзас-Сити – местечко приятное. В нем есть тенистые улицы, окрестности его очаровательны, а бульвары и парки известны едва ли не всей планете. Великолепная мостовая – раздолье для автомобилей, которые становятся все более популярными. Подавляющее большинство населения этой страны еще месит глину на грязных дорогах, а на хорошо мощенных улицах Канзас-Сити легче встретить самодвижущуюся повозку, чем лошадь, запряженную в телегу.

Город процветает, он сделался вторым по величине рыночным и транспортным центром наиболее производительного сельскохозяйственного района на Земле. Тут тебе и зерно, и говядина, и свинина. Малоаппетитные издержки этой торговли обретают покой в речных водах, а горожане селятся на прекрасных лесистых холмах. В сырое время бывает, что пованивает, когда ветер дует с той стороны – от скотных дворов; в остальные дни – воздух чист, прозрачен и свеж.

Город тихий. Движения особого нет: тишину нарушает лишь стук копыт по мостовой или предупреждающий гонг электрической уличной железнодорожной повозки; играющие дети и то кричат громче.

Галахад проявляет большой интерес к тому, как это общество использует свой досуг, а не к ее экономике. Я тоже, хотя зарабатываю себе на жизнь как придется. Но не играю. Под игрой я подразумеваю не секс. Секс не может занимать слишком много времени у человека, когда он выходит из подросткового возраста (за исключением нескольких странных личностей, подобных сказочному Казанове и, конечно же, Галахаду. Эй, вы… снимите шляпы перед герцогом!).

В 1916 году (ничего из того, о чем я вам рассказываю, не уцелеет через десять лет, а тем более через сотню; эта эпоха уже кончается) типичный горожанин Канзаса занимался привычными играми: проводил время в церкви, с родственниками по крови и браку, обедал, устраивал пикники, играл в различные игры, но не в азартные, просто ходил в гости, разговаривал. Большая часть этих забав ему стоила немного или совсем ничего, за исключением расходов на поддержку церкви, которые здесь выполняют роль общественных клубов, а не только религиозных храмов.

Главным коммерческим увеселением являются так называемые „движущиеся картинки“: когда драматические представления в черно-белом изображении демонстрируются на белой стене. Развлечение новомодное, весьма популярное и очень дешевое – его прозвали „никелевым шоу“, по названию мелкой монеты, взимаемой в качестве уплаты. Такой театр можно найти повсюду, далеко ходить не придется. Подобные формы развлечения и их технологические производные привели – а точнее, еще приведут – к разрушению этой социальной системы в не меньшей мере, чем самодвижущиеся повозки (пусть Галахад выскажет свое мнение об этом), но в 1916 году еще ничего не случилось, и я пока имею дело со стабильным и вполне утопическим обществом.

Аномия[78] здесь еще не проявилась: нормы крепки, обычаи обязывают, и никто в этом „здесь и сейчас“ не слышит за отдаленными раскатами грома чейнстоксовского дыхания умирающей культуры. Грамотность достигла высочайшего уровня, которого суждено было достичь этому миру. Мои дорогие, люди в 1916 году просто не поверят, если им рассказать, каким будет 2016 год, они не поверят даже тому, что вот-вот вступят в первую из последних войн, – вот почему человек, имя которого я получил, будет переизбран. „Мы – нейтральны!“, „Мы слишком горды, чтобы воевать!“, „Он уберег нас от войны!“ Под этими лозунгами они маршируют к краю обрыва, еще не зная, что он где-то рядом.

(Я приуныл… понимая все задним числом… точнее, в данном случае – предвидя.)

А теперь взглянем на изнанку этого очаровательного города.

Считается, что управляется он демократически. На деле же – ничего похожего: всем заправляет политикан, не занимающий выборной должности. Выборы обставлены как торжественный ритуал – но исход их предрешает он сам. Улицы превосходно вымощены, поскольку его компании оплатили расходы… ради своей же собственной выгоды. Школы великолепны, там по-настоящему учат, потому что это угодно монарху: он прагматически благороден и не слишком жадничает. „Преступные промыслы“ (понятие, означающее нечто незаконное, в него входят и проституция, и азартные игры) контролируются его помощниками: сам же он ни к чему не прикасается.

Большая часть всех так называемых „преступлений“ совершается организацией, иногда именуемой „Черной рукой“, но в 1916 году она еще не получила такого названия и не объявилась. Но именно из-за нее я опасаюсь принимать пари на выборы; боюсь посягнуть на монополию какого-нибудь политического лидера, какого-нибудь из помощников этого политикана; подобный поступок может крайне неприятным образом сказаться на моем здоровье.

Значит, буду заключать пари по местным правилам и держать язык за зубами.

Респектабельный горожанин, обладающий красивым домом, садом, посещающий церковь и имеющий счастливых детей, ничего этого не видит, и – как я считаю – даже не подозревает, а еще меньше думает обо всем этом. Город поделен на зоны с четкими, но ничем не помеченными границами. Потомки прежних рабов обитают в зоне между приличной частью города и той областью, где доминируют состоящие на откупе монополисты, практикующие занятия, подобные азартной игре и проституции. По ночам зоны смешиваются – только по негласно заключенному соглашению. В дневное время ничего не заметно. Босс поддерживает жесткую дисциплину и обеспечивает ее простыми мерами. Я слышал, что у него лишь три незыблемых правила: улицы должны быть хорошо вымощены, школы трогать нельзя, не следует убивать людей южнее определенной улицы.

В 1916 году все это прекрасно срабатывало – но так оставалось недолго.

Я должен остановиться, потому что договорился с фотостудией Канзас-Сити и хочу попользоваться ее лабораторией частным порядком. А потом я вернусь к своему делу, дабы вполне законным путем разлучать людей с их долларами.

Клянусь в вечной любви, жду встречи.

Л.

P. S. Видели бы вы меня в шляпе дерби!»

Мистер Теодор Бронсон, он же Вудро Уилсон Смит, а также Лазарус Лонг, покинул свои апартаменты на бульваре Армор и направил машину, маленький фордик-ландо, на угол 31-й улицы. Машина осталась под навесом позади ломбарда – ему как-то в голову не приходило оставить автомобиль на ночь на улице. Не то чтобы Лазаруса смущала стоимость машины: он приобрел ее в результате ошибки некоего оптимиста из Денвера, решившего, что двух тузов и пары подобранных по масти карт, конечно, хватит против пары валетов. Мистер «Дженкинс», по его мнению, блефовал. Но у мистера «Дженкинса» был еще один валет в прикупе.