— Это не имеет смысла… — прошептала она.

Рамез неожиданно оживился.

— Не имеет смысла? Что не имеет смысла? — резко спросил он. — Поймешь ты, в конце концов, что то, что сейчас творится в Громбеларде, не имеет никакого значения? Люди гибнут? Ну и прекрасно. Голодают, бегут отсюда? Еще лучше. Ты права, конечно, ты права! Через год, а может быть, уже через полгода от всего этого края не останется даже камня на камне. Дошло до тебя, что если бы я только мог, то выгнал бы отсюда всех? Вскоре все эти горы разлетятся, словно куча перьев от пинка… о, слышишь? — Он протянул руку, словно желая показать то, что клубилось, выло и гудело за стеной. — Это лишь обычная буря, может быть, чуть сильнее обычного. Ты можешь представить себе ураган в сто раз сильнее?

Он неожиданно вскочил, снял с полки огромную книгу и, с грохотом положив ее на стол, оперся руками о кожаный переплет.

— А может, все-таки пожелаешь превозмочь собственную лень и послушать? Я охотно переведу для тебя рассуждения Великого Дорлана и многих, многих других мудрецов Шерни. Ты узнаешь, как выглядели битвы великих сил, битвы Алера с Шернью. Ты узнаешь, что произойдет, когда будут воскрешены Серебряные и Золотые Ленты.

— Но ведь ты этого страстно желаешь?

— Да! — воскликнул он. — Конечно желаю! Скажи, почему ты никогда не слушаешь меня внимательно? Ведь я все это тебе объяснял! Я желаю воскрешения Лент, ибо знаю, почему эта война необходима! Люди, коты и стервятники, все разумные существа возникли не просто так! Мы — стражи созданного мира и стражи самой Шерни! Пойми это наконец!

— Не кричи, прошу тебя, — сказала Верена. — Я это ненавижу.

Он пропустил ее слова мимо ушей.

— Шернь создала законы всего, но теперь сама подчиняется этим законам, — сказал он. — Я ведь объяснял. Полосы Шерни не могут объявить войну Лентам Алера. Но должны. Прошли тысячелетия с того момента, когда Алер проиграл первую войну с Шернью. Вскоре он будет могущественным, наверняка даже более могущественным, чем когда-то. Подозревают, — он положил руку на Книгу всего, — что Алер явился сюда из другого мира, может быть, своего собственного, который отобрала у него какая-то другая сила. Миров, таких как Шерер, наверняка на Просторах десятки, а может быть, даже сотни. Побежденные силы Алера преодолели неизмеримые пространства, постепенно слабея. Они не были грозным противником для Шерни. Но теперь Алер явится не с другого конца Просторов. Его Ленты, отвергнутые Шернью, распростерлись здесь, рядом, над отобранным у Шерни северным краем нашего континента. Прошло достаточно времени, чтобы сущность Алера окрепла, набралась новых сил. Дело дойдет до новой войны, и на этот раз Шернь может оказаться побежденной. И даже если такого не произойдет, война будет долгой, сражения — жестокими. Кто знает, какой край будет обращен в прах? Может быть, Армект? Ты об этом подумала? Что это может быть наш Армект? Великие равнины… только подумай! Ведь именно там проходит граница между Алером и Шернью.

Он замолчал, словно ожидая ответа.

— Война неизбежна, — повторил он еще раз, некоторое время спустя. — До нее дойдет дело, рано или поздно. Но чем раньше, тем лучше, поэтому нужно спровоцировать ее уже сейчас. И сделать так, чтобы она разыгралась здесь, над громбелардскими горами. Нужно, чтобы Ленты Алера нанесли удар по Полосам Шерни. Сегодня еще не поздно. Если война начнется здесь, то силы Алера пройдут над Срединными Водами, миновав Армект, и поддержат сражающиеся над Тяжелыми горами одинокие Ленты. Поэтому нужно их воскресить. Сегодня Алер слабее Шерни, так что он будет побежден быстро и небольшой ценой, ибо битвы над этой каменной пустыней принесут миру меньше страданий, чем многолетняя война над Армектом или Дартаном. Через сто или триста лет Алер станет могущественным, очень могущественным. Его силы быстро растут. Ведь я тебе все это объяснял. Почему ты не хочешь понять?

— Потому что не хочу.

— Почему? — настаивал он.

— Потому что не хочу, и все.

Верена встала.

— Я делала то, о чем ты меня просил. Я лгала, делала вид, что ничего не происходит. Но только ради тебя. Не ради какой-то войны, которая, может быть, случится через сто или пятьсот лет. Меня это совершенно не интересует. Я не думала, что это будет так выглядеть…

— Что будет так выглядеть?

— Ну… это. Что Громбелард начнет рассыпаться в прах. Что мне будет стыдно посмотреть людям в глаза. Все смотрят на меня и думают, что мой муж сумасшедший… или даже преступник, кто знает. Может быть, неудачник. Я могу пожертвовать многим, но не пожертвую тобой и собой из-за каких-то сражений, которые произойдут через несколько веков. Кто знает, что будет через эти несколько веков? Кого это волнует?! — раздраженно воскликнула она. — У меня только одна жизнь, и я хотела прожить ее с тобой. Ведь мы не можем иметь детей. — Она подняла взгляд и чуть прикусила губу. — И даже… если когда-нибудь они у нас будут, то и они до этой войны не доживут. Но пока их нет, мы не можем… Еще одно проклятие… У меня есть только ты, только ты, слышишь? — очень серьезно произнесла она. — Я люблю тебя. И теряю. Ты добьешься того, что хотел, а потом до конца жизни будешь смотреть на меня так, как сегодня, когда я сюда вошла. Со стыдом, болью и каким-то… каким-то затаенным гневом на судьбу, которая так распорядилась твоей жизнью. Я не позволю. Будь готов к тому, что я буду бороться за тебя. За нас.

Он молча смотрел на нее.

— Я сделаю все, что в моих силах, — продолжала она, — чтобы эти Ленты не были воскрешены. Может быть, еще не поздно. У меня есть друзья, которые многое могут. Правда, об Охотнице ни слуху ни духу, и… я очень за нее боюсь. Но я дочь императора. И знаешь, что я сделаю прежде всего? Пошлю гонца к моему отцу. Император узнает обо всем, вернее, получит подтверждение того, о чем уже знает, ибо урядники трибунала — единственные, кто все еще делает свое дело. Впрочем, ты еще не знаешь, что последние два месяца я была не вполне лояльна по отношению к тебе… Ты этого заслужил. — Она обвиняющим жестом направила на него палец. — Заслужил! Я послала письмо в Кирлан, в котором, правда, ничего не объясняю, но намекаю между строк на некоторое решение проблемы. И меня правильно поняли. В ответ пришли два письма, содержания которых ты не знаешь. Одно от отца, а другое от матери.

— Что было в этих письмах? — сдавленным голосом спросил Рамез.

— От матери я получила добрые советы. А отец понял мои намеки…

— Что было в этих письмах? — нетерпеливо прервал он ее.

— Отец спрашивает, не хотела бы я временно вступить в должность наместника трибунала в Громбе, с особыми, исключительными полномочиями. Достаточно, чтобы я сказала «да». А добрые советы матери сводятся к тому, чтобы я серьезно обдумала предложение отца. И… кое-что еще…

Она отвела взгляд.

— Мать советует, — тихо сказала она, — чтобы я подала на развод. Она считает, что я должна расторгнуть брак на год или хотя бы на полгода… До тех пор, пока не будет установлена твоя вменяемость или отсутствие таковой… Все.