Она возвращалась. Он услышал ее легкие шаги по ступенькам, осторожно поставил фотографию на место и повернулся к двери. В руках у Алексы был поднос, на котором стояло ведерко со льдом, бокал, открытая бутылка белого вина и тарелка с солеными орешками.

— Отлично, вы уже выпили. — Она поставила поднос на столик за диваном, отодвинув стопку лежавших там журналов. Верный терьер уселся у ее ног. — К сожалению, кроме орешков, ничего не нашлось.

— А больше в данную минуту мне ничего и не надо. — Ноэль поднял бокал.

— Бедняжка! — она бросила в его бокал кубики льда.

— Я все никак не могу поверить, что оказался полным идиотом — так все перепутать! — сказал он.

Алекса налила себе вина.

— Зря вы себя корите. Со всяким может случиться. Лучше попробуйте повернуть все это иначе: завтра вас ждет приятный вечер, а за ночь вы хорошо отдохнете и будете в прекрасной форме. Но почему вы стоите? Вот это кресло самое удобное.

Оно и правда было удобным. Какое блаженство! Наконец-то он вытянул свои уставшие ноги и, утонув в мягких подушках, поднес бокал ко рту. Алекса села в кресло напротив него, спиной к окну. Ларри немедленно вскочил к ней на колени, свернулся клубочком и закрыл глаза.

— Вы долго пробыли в Нью-Йорке?

— Три дня.

— Любите туда летать?

— В общем-то, да, но возвращаюсь всегда совершенно измученный.

— А что вы там делаете?

Он рассказал о «Седле и стремени» и Харви Клейне.

— У меня есть их ремень, отец привез в прошлом году. Очень красивый, плотный и мягкий.

— Ну вот, скоро вы сможете покупать такие и в Лондоне, если вас не остановит цена.

— А кто будет их рекламировать?

— Это моя работа. Я директор рекламного отдела.

— Звучит внушительно. И, наверное, это у вас хорошо получается. Вам нравится ваша работа?

Ноэль подумал.

— Надо полагать, она не получалась бы, если бы не нравилась.

— Как это верно! Ничего нет хуже, чем не любить свою работу.

— А вам нравится готовить?

— Очень. Я ужасно люблю готовить. И слава Богу, потому что только это и умею. В школе я, увы, не блистала. Кое-как сдала экзамены. Отец настаивал, чтобы я пошла в секретари или окончила курсы дизайнеров, но в конце концов я убедила его, что это будет абсолютно бесполезная трата времени и денег, и он позволил мне стать поварихой.

— Вы прошли какой-то курс?

— Да, я могу приготовить что угодно. Самые экзотические блюда.

— Работаете самостоятельно?

— Начинала с агентства. Потом мы стали работать парами, но одной интереснее. У меня теперь собственный небольшой бизнес: не только директорские ланчи, но и званые обеды в частных домах, свадебные приемы, иногда я просто заполняю едой чей-то холодильник. У меня мини-фургончик, и я на нем разъезжаю.

— Вы готовите здесь?

— Большую часть блюд. Сложнее всего частные обеды, потому что тогда приходится готовить на чужой кухне, а там, как в потемках, никогда не знаешь, где что лежит. Мои острые ножи я всегда вожу с собой.

— Звучит страшновато!

Она рассмеялась.

— Чтобы резать овощи, а не гостей, конечно. Ваш бокал пуст. Хотите еще?

Оказывается, он допил виски и не прочь был повторить, но встать не успел — Алекса опередила его. Осторожно спустив Ларри на пол, она взяла у Ноэля стакан и пошла к серванту. Звякнул стакан, плеснулась содовая. Мирные, успокоительные звуки. Вечерний ветерок шевелил тюлевые занавески на раскрытых окнах. На улице завелась и отъехала машина, юных велосипедистов, как видно, уже позвали домой и уложили в постель. Неудавшийся обед отступил куда-то в прошлое и уже не имел никакого значения. Ноэль чувствовал себя как путник, который долго плелся по безводной пустыне и вдруг совершенно неожиданно очутился в цветущем, окаймленном пальмами оазисе.

В его руку снова скользнул прохладный бокал.

— Мне всегда очень нравилась ваша улица, по-моему, она одна из самых приятных в Лондоне.

Алекса вернулась в свое кресло и уютно устроилась в нем, поджав под себя ноги.

— А где живете вы?

— В Пембрук-Гарденс.

— Тоже приятный район. Вы живете один?

Вопрос прозвучал несколько неожиданно, но Ноэля позабавила прямота его собеседницы. Она, очевидно, помнит прием у Хатуэйев и его упорное ухаживание за ослепительной Ванессой.

— Большую часть времени, — с улыбкой ответил он.

Уклончивость ответа прошла мимо ее внимания.

— У вас там квартира? — продолжала она.

— Да, в цокольном этаже. Солнца там мало, но я провожу в ней не так-то много времени. На уик-энды стараюсь уезжать из Лондона.

— У вас есть загородный дом?

— Нет, но зато есть удобные друзья.

— А братья и сестры?

— Две сестры. Одна живет в Лондоне, другая в Глостершире.

— Наверное, вы гостите у той, что в Глостершире?

— Нет, если только это не какое-то особое событие.

«Пожалуй, достаточно вопросов с ее стороны, — решил Ноэль, — пора меняться ролями».

— А вы на уик-энды ездите домой?

— Нет, чаще всего работаю. Люди предпочитают давать ужины в субботу вечером, а обеды в воскресенье. Да и вряд ли стоит ехать в Шотландию всего лишь на уик-энд.

— Вы имеете в виду… Вы живете в Шотландии?

— Нет. Я живу здесь. Но моя семья живет в Релкиркшире.

Я живу здесь. Ноэль смолк. Собственно, он всего лишь строил догадки. Неужели пошел по ложному следу?

— Я думал, ваш отец… понимаете, мне показалось…

— Он работает в Эдинбурге, в «Сэнфорд Каббен». Директор их шотландского отделения.

«Сэнфорд Каббен» — крупнейшая международная трастовая компания. Ноэль отверг прежнюю версию.

— Понимаю. А я-то решил, что он работает в Лондоне.

— И улетел в Нью-Йорк? Он летает по всему миру — в Токио, Гонконг. Его очень часто нет дома.

— Вы с ним редко видитесь?

— Только когда он проезжает через Лондон. В этом доме он не останавливается — у компании есть квартира, но он всегда звонит и, если позволяет время, приглашает пообедать с ним в «Конноте» или в «Кларидже». Для меня это всегда большое событие — приобретаю там уйму знаний по части всяких деликатесов.

— Что ж, и ради этого стоит сходить в «Кларидж».