17 марта в час дня нас неожиданно вызвал к себе командир полка, нас. это старшего лейтенанта Белова, младшего лейтенанта Конищева и меня.

– Ваши самолеты переделаны под двухместные, вот и настала для них и для вас пора боевых испытаний, товарищи! Нужно нанести удар по вражеским подкреплениям, обнаруженным воздушной разведкой 1-й ударной авиагруппы двигающимся к линии фронта из Любани на Чудов. Берете воздушных стрелков, на подготовку двадцать минут, иначе немцы пройдут предполагаемый квадрат – не найдете! Да, танцуйте, будет вас сопровождать тройка Ишачков от соседей!

Самолеты уже были готовы и вооружены под завязку. полный боекомплект к пушкам и пулеметам, восемь РС -82, двести килограммов бомб. Ознакомились с районом полета, штурманский расчет сделать не успели, куда там, за двадцать минут успеть, карты с собой есть – сориентируемся в полете, благо лететь километров семьдесят-восемьдесят не больше. Если конечно – благо!

Иду к самолету возбужденный, страха не испытываю, скорее напряжение. Бывалые летчики такого понарассказывали, что не только летать, но и жить не захочется, но я советский летчик и должен показать врагу кто здесь хозяин. Стрелком ко мне сел тот самый Коля Романов – старший сержант мастер авиавооружения. Постоянных стрелков у нас еще не было, это же недавно все придумали. Решили лететь так. командир группы – Белов, за ним Конищев с самым маленьким из нас налетом на Иле, а замыкающим звена – я. Поднять бы эскадрилью было бы веселее, но вроде был какой-то секретный приказ. большими группами за линию фронта не летать, чтобы не привлекать внимание вражеских истребителей, а если и собьют, то потери небольшие. Дать бы в морду таким перестраховщикам! Еще до вылета мы договорились что тот, кто остается живым и вернется, обязательно находит родных погибших и рассказывает о последнем боевом вылете – мальчишество конечно, но тогда мы считали это товарищеским долгом.

После взлета набрали высоту двести метров, и сразу пошли звеном в район штурмовки, маневрировать некогда – можем опоздать. Видимость не очень хорошая, в воздухе весенняя дымка, земля начала греться, только-только просыпаясь от зимнего холода. Значительно выше и левее нас действительно сопровождало звено И-16, еще одно звено «ястребков» вылетело в соседний сектор для штурмовки передовых позиций и отвлечения возможных истребителей противника. С высоты двести метров дальность видимого горизонта около восемнадцати километров, а в условиях дымки и того меньше. Маршрут я знал плохо, штурманская подготовка к полету была короткой, даже на карте маршрут не проложили, выучил только основные площадные ориентиры, но Белов знал район прекрасно, нам же с Конищевым оставалось только надеяться на командира.

Пересекли линию фронта незаметно, там, где у фашистов не было постоянной линии обороны. Через семнадцать минут после взлета Белов предупредил, что мы вышли в предполагаемый квадрат, нужно искать немцев. Смотрю вниз, вижу лес, болотца, тонкой лентой вьется дорога. Командир первым замечает колонну фашистов, дает команду разойтись и начать атаку. Набираем еще сто метров, разворот в горизонте, чтобы зайти вдоль дороги, два первых Ила уже атакуют. В развороте перевожу самолет на пологое пикирование, успеваю зафиксировать. высота – триста метров, скорость – двести семьдесят километров в час, угол – двадцать градусов, дальше все внимание цели. Колонна растянулась метров на триста, часть машин съехала с дороги, пытаясь рассредоточиться. Выбираю не успевших остановиться, и пикирую на пару машин. Произвожу сброс сразу четырех ФАБ-50 наугад с высоты метров пятьдесят-семьдесят, когда цели скрываются под капотом и сразу на боевой разворот. Бомбы выставлены с замедлением, и взрыв происходит не сразу. Набрав высоту уменьшаю «газ», двигатель, работавший на взлетном режиме, успокаивается, и я могу различить крики Коли Романова.

– Попали!

После разворота осматриваюсь, картина такая. бомбы упали слева от дороги, не попав в цель, но, по счастливому для нас и роковому для немцев обстоятельству, именно в ту сторону водители направили машины, пытаясь уйти с дороги. В результате бомбы взорвались рядом с автомашинами, выведя их из строя, рядом с грузовиками лежало несколько тел, остальные фашисты разбегались в сторону леса.

В развороте удалось набрать высоту четыреста метров. Огневого противодействия противника нет, разворачиваемся в горизонте и повторяем атаку. Среди остановившихся машин выбираю открытый бронетранспортер и в пикировании атакую его парой РСов. Ракеты проходят левее, не попав в цель. Вот они семь-десять процентов попадания. За три секунды пикирования точно прицелиться и сделать залп, удерживая самолет на правильном курсе сложно – почти воздушная акробатика. Я забываю дать пристрелочную очередь из ШКАСов, а ведь это помогло бы в точности, да и снаряды пушек чего жалеть?

Отсутствие сильного зенитного огня и истребителей противника позволяют нашему звену уже девять минут «висеть» над потрепанной колонной. Командир и Конищев проводят еще по одной пушечной атаке, моя очередь, но Белов дает команду прекратить штурмовку собраться и следовать на аэродром. Часть вражеских подкреплений уничтожено, часть укрылась в редколесье рядом с дорогой. По мне бы. так продолжить атаки пока жив хоть один фашист, но заместитель командира эскадрильи дает понять что дело сделано и надо удирать домой пока немцы не опомнились и не вызвали истребительную поддержку.

Пересекаем линию фронта, попав под редкий огонь зениток, проходим без повреждений. Идем правым пеленгом, на подходе к аэродрому нас все-таки догнали немецкие истребители, но И-16 выполнили задачу, бросившись на перехват. Я, собственно говоря, самолетов и не заметил, видел только, что наши зенитки аэродромного охранения открыли огонь куда-то в небо, это было уже на посадке. Все три Ила вернулись без повреждений, даже не израсходовав боекомплект. Вообще, первый боевой вылет мне особенно сложным не показался, конечно, не учебный полет на УТ-2, но особой опасности наш экипаж не подвергся, думаю, будем жить! Позже я узнал, что истребители отогнали от нас «худых» ценой потери трех самолетов, сбив одного немца.

Вскоре меня вызвали к командиру, то, что случилось со мной дальше, стало полнейшей неожиданностью. В полк приехал следователь НКВД, интересовался моей персоной. Меня вызвали на допрос. Суть сводилась к следующему. мой отец, арестованный в конце 1938 года как враг народа, был жив, но находился в одном из лагерей в районе Челябинска, кажется, на строительстве металлургического комбината. Начали проверять семью, поступил сигнал, что у врага народа есть сын – строевой летчик, ну вот и приехали разобраться. Меня взяли под арест, причем конвой был не наш – аэродромный, а «малиновый». Следователь со мной виделся только раз, допросил, ну и больше моей персоной не интересовался – «много чести». Кормили меня под арестом нормально, но летную пайку сократили и спирта не давали. Через неделю следователь уехал, а меня выпустили и вызвали в штаб полка. Беседовали со мной трое. командиры полка и эскадрильи и зам. командира эскадрильи – Белов.

– Ну что, парень, спасибо можешь не говорить, мы тут одна семья – начал по старшинству комполка. но считай, отбили у власти! Следователю с тобой возиться долго нечего, если бы забрал, ждал тебя пехотный штрафбат, не знаю как на счет спирта, но шоколада там точно не дают, но мы своих не сдаем! Вон и Белов за тебя поручился, он теперь за тебя головой отвечает. Следствие по тебе еще не закончено, но думаю, все будет нормалет. От полетов пока ты отстранен, дождемся бумаги с «большой земли», чтобы сняли все обвинения, тогда и летай, но под арестом тебя держать не будем, не сбежишь?