Не было только ответа на вопрос, что делать с сыновьями. Аурангзеб соперничал с Дарой с ранних лет, уже при жизни матери он был более развитым, лучше знал военное дело, был смел и решителен, а еще не по годам мудр. И очень резок и нетерпелив. Набожен до фанатизма, но не столько в самих молитвах или чтении Корана, сколько в заботе о сохранении своей души.

Как изменит его время, каким он станет, если добьется власти? Кто лучше для трона – воинственный, всегда побеждающий в сражениях и соревнованиях Аурангзеб или мягкий, терпимый и добрый Дара?

Джехан понимал, что для Хиндустана полезней младший, но это выглядело бы почти предательством их с Арджуманд стремления вырастить Дару образованным, справедливым и человечным падишахом. Они так старались воспитывать Дару, что меньше обращали внимания на Аурангзеба.

И все же Джехан склонялся к решению назвать наследником Аурангзеба, хотя бы потому, что тот все равно сам возьмет власть после смерти отца, братья могли с ним справиться только все вместе, но они никогда не объединятся. Лучше уж пусть сразу правит, пообещав оставить братьям жизнь взамен непротивления.

Джехангир хотел, но не успел…

Тысячи резчиков по камню трудились, сбивая пальцы, от стука молотков и повизгивания их пил гудела голова, в раскаленном воздухе носилось столько пыли, что можно было задохнуться. Огромные глыбы белого мрамора распиливались на куски и пластины для отделки отдельно, другие каменщики превращали камень в ажурное кружево… Каменные решетки были столь тонкими, что сквозь их кружево проникал солнечный свет, от этого и внутри все казалось призрачным и невесомым.

Огромное сооружение парило в воздухе, словно намереваясь покинуть землю и вознестись в высокое небо. Оно лишь на миг задержалось, чтобы позволить людям еще полюбоваться собой… Зыбкое отражение в воде подчеркивало воздушность этой каменной мечты.

Усыпальница вовсе не выглядела ни гробницей, ни памятником, она парила, она была живой. И теперь от людей зависело, сохранится ли это чудо навечно.

Разбитый вокруг багх – сад – был совершенен. Немыслимое разнообразие деревьев, кустов, цветов питала вода, которую по подземным трубопроводам и каналам подавали из Джамны. Воловьи упряжки без устали возили воду из реки для многочисленных фонтанов и цветников. По задумке Шах-Джехана у самой усыпальницы должны расти цветы, которые Арджуманд так любила, а дальше, к южной стороне парка, напор воды ослабевал, там стояли деревья.

Райский сад вокруг совершенного здания с изящными минаретами… И надписи на воротах подтверждали: здесь вход в рай…

Белый – цвет траура в Индии, но Тадж-Махал белый не только поэтому, однажды, сидя на балконе башни Ясмин, Шах-Джехан показал дочери на другой берег Джамны:

– Вон там будет моя усыпальница. Точно такая же, только черная.

– Ты не хочешь лежать рядом с мамой?! – ахнула девушка.

– Хочу, но не могу. Она в тысячу раз лучше и чище, пусть это будет ее усыпальница.

Самый совершенный в мире комплекс назвали Тадж-Махалом. Говорили, что Тадж – это сокращенное от Мумтаз, падишах ничего не объяснял, это его право…

Он пришел сюда только в сопровождении Джаханары, долго стоял, глядя на отражение Тадж-Махала в воде, поднялся в саму усыпальницу и лежал ничком на саркофаге Арджуманд… Джаханара молча плакала в стороне.

– Любимая, мой отец Джехангир сочинил для своей Нур-Джехан поэму о любви, прочесть которую не успел и за несколько часов, столько в ней было слов. Я тысячу раз говорил тебе тысячи слов, но, видно, недостаточно хорошо при жизни, если ты решила покинуть меня. Я не мастер сочинять стихи, достойные тебя и способные рассказать о силе моей любви, которая только крепнет с годами. Я спел другую поэму – в камне. Тысячи людей поняли мою любовь и мою боль и создали райский сад и твою усыпальницу такой, чтобы любой, кто увидит ее, понял – это память о великой любви. Аллах позволил мне сделать это.

Земная жизнь падишаха оказалась на тридцать пять лет длиннее жизни его любимой. Все эти годы он создавал памятник их любви – сначала строил великолепный Тадж-Махал, потом гранил алмаз в виде сердца. И то, и другое оказалось совершенным, иначе и быть не могло, потому что совершенна сама любовь.

Готовый Тадж-Махал не увидела Сати.

Ее зверски убили, вырезав сердце. Падишах приказал привезти тело подруги его жены в Агру и похоронить в специально построенной усыпальнице рядом с Арджуманд.

Архитектор не рискнул возводить еще одну усыпальницу на территории Тадж-Махала, тем более Сати не была царской крови, ей определили место рядом с Западными воротами. Узнав об этом, Шах-Джехан разъярился, но Джаханара успокоила отца:

– Сати всегда берегла маму, пусть охраняет и сейчас.

Ее больше тревожило другое: когда хоронили Сати, у ее усыпальницы Джаханара увидела человека, лицо которого показалось смутно знакомым. Такое забыть трудно – через его левую щеку тянулся огромный шрам. Джаханаре было не до человека со шрамом, но посреди ночи она вдруг проснулась от ужаса – увидела это лицо там, в Бурханпуре, и еще трехпалую руку, грозившую им.

– Отец, это он убил Сати!

Падишах поинтересовался:

– Ты знала о «Чатри Кали»?

– О чем?

– Это поклонники богини Кали в ее худшем проявлении. Сати хоть и была раджпуткой, когда-то принадлежала к их обществу. А потом ради принца Хосрова стала мусульманкой. Ей не простили…

– А… маме почему грозили?

– Маме угрожал фиранг. С этой бедой еще предстоит бороться Даре Шикоху.

Слова Шах-Джехана о Даре Шикохе означали, что он не изменил своего решения сделать именно Дару наследником.

Джаханара не стала больше расспрашивать об убийцах Сати, тем более отец сказал, что поручил разыскать человека со шрамом Аге-Хану.

– Отец, ты не боишься, что сбудутся мамины слова, и братья сцепятся за власть?

– Боюсь. Но я ничем не могу помочь Даре, если он сам не справится. Даже посадив его рядом с собой или вместо себя на трон, я не защищу Дару от Аурангзеба. Это самая страшная трагедия власти – борьба за нее между теми, кто должен защищать друг друга.

Люди Ага-Хана поймали фиранга и приволокли его во дворец. Он смотрел на Джаханару одним глазом, второй заплыл.

– Жаль, что тогда слон не взбесился, – сказал он, смеясь. – Мы бы убили вас раньше.

– Что плохого вам сделала Сати?

– Она предала богиню Кали!

– Кали богиня индусов, при чем здесь вы, фиранг?

– Я тоже поклонник этой богини. Она любит кровь, и я люблю.

Ага-Хан возмутился:

– У меня немало родственников-индусов. Они никому не вырезают сердца, даже если поклоняются богине Кали.

– Это не настоящие поклонники. Ваш падишах построил красивый храм, наступит время, и он станет храмом нашей богини.