- Как его зовут? Фамилия?

- Дедом Петром мы его величаем, Петро Кашуба. Хочешь посмотреть на фотографию?

«Кашуба, Кашуба!..» - мысленно повторил Гойда, и перед ним возник человек, посылавший заказную бандероль на ужгородском почтамте и не получивший телеграмму до востребования.

Мария достала из корзины, где лежала ее черная одежда, небольшой плоский сверток. Неторопливо и бережно развязала концы носового платка, осторожно, двумя пальцами взяла большую, наклеенную на толстый картон фотографию.

На тусклой, пожелтевшей от времени бумаге изображен сухонький, сутулый, доживающий свои годы человек: седая голова, дряблые, в крупных складках, обвисшие щеки, белая бороденка, мутные глаза, оттопыренные уши, обугленная трубка-носогрейка в наполовину съеденных зубах.

- Знаешь, кто это, Вася? - спросила Мария.

- Нет, этого человека я не знаю. Чем он тебе не понравился?

- Это не Петро Кашуба. В чужую шкуру залез. Во сне разговаривает на чужом языке, кажется по-английски. С пистолетом и ночью не расстается. Радиопередатчик имеет.

- Своими глазами радиопередатчик видела?

- Видела.

- Как же ты ухитрилась?

- А я никак не ухитрялась. Нечаянно подглядела. А потом проверила. Специально для тебя.

- Спасибо, Мария!.. Ты все-таки не монахиня, не святая дева, нет!

- Слава богу, разглядел.

- Ладно, во время пожара о погоде не разговаривают. Кашуба не догадывается, что ты раскусила его?

- Да разве я дура, притворяться не умею? - На ее лице появилось выражение виноватости и покорности. - Не бойся, перед тобой я всегда чистая, правдивая.

- И давно он работает у вас?

- Второй месяц.

- Откуда прибыл?

- С Дуная.

- Что он там делал?

- В тамошнем монастыре обитал. Тоже виноградники лечил и караулил.

- Где он живет?

- В пещере, около винных погребов.

- Один?

- С собакой. Ужком ее зовут. Злая. Голосистая. И чуткая. Без меня не подберешься к ней без шума. Провожу, если хочешь.

- Когда бывает в своей пещере?

- Днем. Ночью караулит виноградники.

- Хорошо! - Гойда смотал лесу, вонзил острие крючка в податливое бамбуковое удилище. - Я должен идти, Мария. До свидания. Увидимся завтра, здесь же. Придешь?

- Приду, Вася. Со всех ног примчусь. - Она осторожно погладила его плечо. - Все сделаю, что прикажешь.

- Мария, не надо так!.. Забывай свои ползучие привычки. Выше голову. Человек же ты!

- Уже человеком стала? Так скоро? - она улыбнулась. - Спасибо, Василек.

Шатров молча, кое-что записав в блокнот, выслушал обстоятельный рассказ Гойды о его несостоявшейся охоте на радугу и крепко задумался. Кто он такой, этот Кашуба? Какую задачу выполняет? Прямо или косвенно был связан с Картером? Знал ли он, что Картер приезжал в Ужгород? Вообще, известна ли Кашубе эта личность? Шатров повторил свои вопросы вслух. Гойда попытался на них ответить. Он рад был случаю поразмышлять со своим учителем и другом. Любил он вот такие минуты общения с Шатровым.

- Я думаю, - сказал он, - что Кашуба мог и не знать о приезде Картера.

- Почему?

Гойда подумал и сказал уверенно:

- Не обязательно знать ему, что в Ужгород прибывает военный атташе. Больше того, он не должен был этого знать. Не имел права.

- Да? - усомнился Шатров. - Почему же ему не выдали такого права?

- Потому, что оно уже было выдано другому, официанту Гонтарю. И Гонтарь пользовался им монопольно. Он ждал Картера, подготовил для него все, что собрал, накопил.

- Накопил?… А может быть… может быть, лучше так: подготовил для мистера Картера все, что получил от других… А?

- Да, так лучше. Этот вариант правдоподобнее.

- Ладно, давай гадать дальше. Итак, только Гонтарь пользовался правом личной встречи с мистером Картером. И при этом подвергался ничтожному риску быть разоблаченным, так как общался с иностранцами на вполне легальной почве. Попробуй различи среди тысячи чистых иностранных туристов одного нечистого! Он передал добытые шпионские сведения Картеру и готов был принять от него, кроме долларов, любое задание, любое приказание. Принять и передать… Кому?

Гойда внимательно следил за ходом мысли Шатрова.

- Мог и Кашубе передать и другим, нам еще неизвестным, - сразу сказал он, как только умолк Шатров.

- Да, мог, - охотно согласился Шатров. - А что из этого следует, Вася?

- Многое, Никита Самойлович!

- А именно?

- Похоже на то, что официант Гонтарь был диспетчером.

- Похоже. Очень! Собственно, я в этом почти уверен. Может, ты сумеешь разубедить меня?

- Не собираюсь. Диспетчер этот мертв, разгрыз ампулу, обрубил все нити, ведущие к сообщникам. Ни одной ниточки к живым.

- Да, он твердо знал, что делал.

- Мы должны установить, встречался ли он с Кашубой, - сказал Гойда.

Шатров кивнул, но в его глазах не было согласия.

- Да, должны! Но это не самое срочное, что мы обязаны сделать. Прежде всего надо выяснить, как, когда, где и с чьей помощью монастырскому виноградарю удалось воспользоваться документами Кашубы, жителя дунайского городка Ангора.

- Вы думаете, что это подлинное имя… Петр Кашуба?

- Имею право так думать, Вася. - Шатров показал Гойде справку, из которой явствовало, что Петр Михайлович Кашуба родился пятьдесят семь лет назад и постоянно проживает в Ангоре, на Дунае, в Измаильском районе, в рыбачьем поселке городского типа, в собственном доме. Женат. Детей нет. В настоящее время находится в отъезде. К справке была приклеена фотография. Петр Кашуба, изображенный на этой фотографии, не имел никакого сходства с тем Кашубой, который служил в яворском монастыре.

- Подмена! - сказал Шатров. - Если мы узнаем, чьих рук это дело… Словом, собирайся, Вася. Едем на Дунай в гости к Смолярчуку. Сообщи ему по телефону. И пусть уху приготовит.

Собрались в тот же вечер, чтобы выехать рано утром, позвонили на Дунай - и не выехали. Ночью произошло событие, задержавшее их в Закарпатье на несколько дней.

Уха, приготовленная Смолярчуком, наваристая, из свежих отборных осетров, так и не дождалась Шатрова и Гойды. Ее съели солдаты-пограничники. Ели, нахваливали, переглядывались с поваром и посмеивались:

- Спасибочко вам, дорогие гости, почаще приезжайте.

На обочине дороги, там, где автострада покидает горные карпатские теснины и вырывается в просторную долину, горит ночной костер. Невысокое жаркое пламя охватывает со всех сторон черный от застарелой копоти казанок. Поспевает овеянный пастушьим дымком кулеш - пшенная негустая каша, щедро заправленная толченым свиным салом и пережаренным луком. Около костра сидят двое мужчин и молча, терпеливо ждут той минуты, когда кулеш окончательно наберет силу, ароматную сочность.