Зрители так и не успели ничего понять и потому долго рассказывали разное. Наиболее праведные гоблины утверждали, что над сражающимися поднялись две гигантские призрачные фигуры — одна в белом и словно бы мокром плаще и с головой, увенчанной рогами, другая — в темных доспехах. Темный ударил, и рогатый бежал, прикрывшись облаком тумана. Криза увидела руку со щитом, отмеченным тем же Знаком волка и луны, что и дверь в обитель. Щит взметнулся на пути белого меча, и тот, ударившись о него, разлетелся на куски. Симон же, как и положено ученому не пропустивший ни малейшей подробности, ничего необычного не заметил, зато почувствовал на себе чей-то мимолетный взгляд — тяжелый, нечеловеческий. Взгляд, выдержать который было под силу разве что богам…

Роман все еще сжимал эфес, когда в его мозгу прозвучал низкий, сильный голос: «А теперь веди их вперед!» Эльф вздрогнул, словно просыпаясь. Его бывший противник все еще стоял рядом, и Роман вспомнил, что теперь его полагается зарезать на алтаре во имя Созидателей. Эльф подошел к пленнику и резко вбросил все еще казавшуюся ятаганом шпагу в ножны.

— Ты, — звонкий и чистый голос барда разнесся в звенящей тишине горного утра, — встал за неправое дело и проиграл. Если ты был обманут, расскажи тем, кто тебе верит, правду, если ты обманывал по доброй воле и станешь лгать и дальше, твоя судьба найдет тебя, где бы ты ни был. А теперь забирай своих воинов, если они все еще твои, и убирайся. Юг не пойдет за тобой!

Северянин, злобно сверкнув глазами, скрылся за спинами своих воинов, но эльф уже не смотрел на него, его подхватила и понесла та сила, которая, пусть на краткий миг, но каждого доверившегося ей делает равным небожителям. И тогда один останавливает тысячу, и склоняются стихии, и сама смерть отступает… Роман вскинул руку:

— Слушайте меня, Ночной Народ! — вот когда в полной мере пригодился дар Ангеса, позволявший говорить с тысячами. — Пусть сегодняшний день станет Днем Истины. Вы видели, как разлетелась ложь называющих себя наследниками Инты. Не создателей этой земли хотят вернуть они, а злую силу, некогда теми побежденную. Они лгали, лгут и будут лгать, но сама земля отвергает их ложь. Слушайте меня.

Мы — я и девушка по имени Криза — были на поседевшем от горя Оммовом поле. Птицы Памяти открыли нам тайные пути, чтобы мы оказались здесь и сейчас. Оказались для того, чтоб удержать вас, не дать вам стать орудиями Ройгу.

Но и это не все. Именем того, во что вы верите, вашей честью, тысячелетней клятвой заклинаю вас вмешаться в войну, что идет внизу. В войну между рогатым злом, возжелавшим захватить весь мир, и вставшим у него на пути истинным потомком Инты, носящим имя Рене Арроя. Я клянусь вам, что это так!

Вы знаете, что спутница тех, кого вы зовете Убийцами, позволила Инте укрыть меч богов и дала тем самым всем нам надежду. А теперь я, сын ее сына, умоляю вас подняться против тумана, против небытия, против лжи! Приведшие нас предали этот мир, но мы остались, чтобы хранить его. Но мы не боги, наши силы несравнимы с силами Древнего Зла. Я прошу Ночной Народ о помощи. Я не лгу вам, вы можете убить меня, я не стану защищаться. Мои свидетели эти птицы, моя победа и лучшая из женщин вашего племени. Решайте!

Роман провел рукой перед лицом. Вогораж с ятаганом исчез. У алтаря стоял высокий золотоволосый эльф с гордо поднятой головой.

— Он говорит правду, — оказавшаяся рядом Криза кричала, словно бросала вызов всему свету, — я прошла с ним до Седого поля, дальше и обратно. Мы пили воду из колодца и шли путями, в которых нет ни земли, ни неба — ничего, кроме одной лишь дороги. Я принесла с собой вот это! — орка торопливо вытащила из-за пазухи ладанку, откуда выпал пучочек сереньких травинок. — Сединой земли клянусь, что мы говорим правду.

И, словно в ответ на ее отчаянные слова, стая встрепенулась на своих пылающих насестах, вскинув крылья и издав ликующий крик, никак не похожий на звенящие над Седым полем тоскливые плачи. Сухие травинки в руках орки засветились мягким серебряным светом. Роман знал зеленую магию, не раз прибегал к ней, но на сей раз он был ни при чем. Странная трава оживала сама по себе, и вскоре Криза держала в поднятой руке роскошный серебряный султан, победно сверкавший в лучах поднимавшегося солнца, окрасившего розовым утоптанный снег, далекие пики гор, причудливые ледяные наплывы, меж которых кипела Уаннова река.

Стая снялась с деревьев, сделала круг над алтарем, почти задев крыльями Романа и Кризу, и исчезла над Обителью Ночи. Голубые огни на ветвях взметнулись до небес и погасли, как будто их и не было. Великая Ночь кончилась.

2229 год от В.И.

Ночь со 2-го на 3-й день месяца Сирены.

Арция. Мунт

Лупе скорчилась в нише, прикрыв голову руками. Она с трудом вспоминала, как бежала по подземному ходу, камни которого с отвратительным чмокающим звуком смыкались прямо за ее спиной. Амулет на шее жалил, как тысяча пчел, не признавая в ней хозяйку, но и не осмеливаясь ослушаться воли хозяина. Наконец бесконечная галерея кончилась, и женщина оказалась в занесенной снегом нише за городской стеной. День давно погас, но света хватало — полная луна щедро освещала засыпанные снегом поля, которые, казалось, светились своим собственным светом — неживым, холодным, отстраненным. Маленькая колдунья вздрогнула от холода, сейчас не хватало только замерзнуть. Хорошо хоть Гонтран в отличие от нее не потерял голову и позаботился о плаще и сапогах. Она не знала, что творится сейчас в городе, в Замке Святого Духа, но оставаться поблизости от Мунта было безумием. Тем более что она узнала больше, чем могла рассчитывать. И потом, не сидеть же здесь вечность, придется рискнуть, — Лупе сотворила простенькое заклинание, которое должно отвести глаза тем, кто мог сейчас смотреть со стены в ее сторону.

Жаль, что светит луна, лучше бы шел снег, но тут уж ничего не поделаешь. Кот в охапке вывернулся и тяжело шлепнулся в сугроб. Это ему не понравилось, и он возмущенно заорал. Лупе вздохнула и вновь взяла его на руки. В конце концов, человек, который погиб, спасая ее, просил о нем позаботиться. Что же ей сейчас делать? Конечно, можно отвести глаза кому-то из придорожных трактирщиков, но это было слишком опасно. Те, кто вломился к самому Гонтрану Куи, наверняка не успокоятся, пока не разыщут ее, сведения же, которые она получила столь причудливым и страшным образом, слишком драгоценны, чтобы рисковать ими ради кружки подогретого вина и теплой постели. Леопина невольно усмехнулась, представив, что бы о ней теперешней сказали ее надутые знатные родичи.

Холод начинал забираться под плащ, и женщина решительно вышла из укрытия и сразу же провалилась, чуть ли не по пояс. Да, идти явно придется по дороге. Деньги у нее есть, в каком-нибудь селе она найдет лошадь. Похоже, она вернется на добрую кварту раньше, чем рассчитывала, вот Луи удивится… Лупе сама подивилась, что вспомнила арцийского принца и как он не хотел ее отпускать. То ли чувствовал, то ли просто боялся, как мы всегда боимся, когда уходят те, кто нам дорог… Она тоже боялась, когда провожала Шани, и, как оказалось, правильно боялась. Но отчего ей так хочется жить, так хочется поскорее вернуться в ставшие родными места? Неужели этот мальчишка с синими вечерними глазами, похожий и не похожий на Шандера, стал для нее что-то значить? Все-таки женское сердце удивительно глупая вещь. Десять лет назад она была готова поклясться всем, чем можно и чем нельзя, что полюбила на всю жизнь. Не прошло и года, как от любви осталось лишь усталое отвращение. Затем Шани, Шани, из-за которого она решилась на Великий Расклад, который и сейчас не дает ей покоя. Все становится понятным, но лишь тогда, когда сбывается… Нет, Шандера она действительно любила, а Луи так похож на таянского графа… И потом, она так устала от холода, от одиночества…