Самолет тем временем начал заход на посадку.

– Смотрите, смотрите! – Ковальчук сунул в руки Виктору небольшой алюминиевый бинокль; в него Виктор заметил, что под брюхом между выпущенными шасси самолета вздулось что-то большое, черное, похожее на резиновую лодку.

– Что это, как вы думаете?

– Чего-то… такое впечатление, что я это где-то видел. Только не помню где.

– У меня тоже. Куда… Куда он заходит! Там же заболочено!

Виктор увидел вдали, как из-под снизившегося самолета вырвалось облако не то брызг, не то тумана. Самолет не скапотировал и продолжал нестись по тундре в их сторону.

– Это же воздушная подушка! Шасси разгружает! Вы подсказали?

– Нет. Похоже, сами доперли.

То, что они увидели дальше, казалось еще более фантастичным. Самолет развернулся поперек полосы, продолжая нестись боком, затем вообще повернулся хвостом вперед, и мотор опять взревел, теперь уже тормозя машину.

– Во Чкалов! Во сукин сын! Не может без выпендрежа.

Самолет стал, подушка под ним сдулась так, что он стал на колеса, и, треща мотором, подруливал к складу, качая крыльями на неровностях почвы. Если не считать воздушной подушки, по конструкции машина была очень близка к АНТ-25: то же крыло большого удлинения, один мотор, от надежности которого зависела судьба всех. Однако бросался в глаза блистер наверху вместо открытой кабины с ветровым стеклом – кажется, штурманская, – на месте остекления фюзеляжа торчали круглые иллюминаторы, да и кабина пилота, что спереди, была как-то более зализанной. Ну и, может, еще внутри что-то поменяли, фотоаппаратуру поставили.

Мотор стих, трехлопастной винт завис в воздухе мерседесовской звездой. Загремела дверца, и в открывшемся проеме показался человек в летном шлеме, молодой, лет тридцати пяти, с чуть приплюснутым носом, широким ртом с чуть оттопыренной толстой нижней губой и хитроватыми, слегка прищуренными глазами. Он улыбался какой-то немного жесткой, суровой улыбкой, и улыбка эта подчеркивала упрямые скулы лица.

«Так вот он какой – Чкалов… Сам вышел выяснять. Остальные двое, видимо, прикрывают».

Чкалов спокойно подошел к ним. Виктор заметил, что кобура пистолета на бедре летчика была расстегнута.

– Здравствуйте, Валерий Павлович!

– Здравствуйте. А где господин Петров?

– Который должен был меня сюда доставить?

– Да.

– За нами была погоня, его ранили. Пришлось оставить у надежных друзей, где ему окажут помощь. Вместо него полетит господин Ковальчук.

– Человек, известный вам под псевдонимом «Петров», сказал мне, чтобы я сопровождал его в Россию, – пояснил Ковальчук, – как вы понимаете, было бы странно, если бы я здесь предъявил вам удостоверение жандармерии или российский паспорт.

– Чем вы еще можете подтвердить свои слова?

– Да ничем мы здесь не можем их подтвердить, – ответил Виктор, – пусть в России проверяют и разбираются. Не думаете же вы, что ЦРУ… то есть Ю-Эс-Эс или еще кто-то будет таким образом внедрять агентов-нелегалов?

– Да уж, – согласился Чкалов, – забрасывать шпионов таким путем было бы глупо. Но вам обоим придется сдать оружие, и запомните – если вы рассчитываете завладеть нашим самолетом и лететь на нем куда-то, мы его взорвем. Это секретная машина, она заминирована. Вы уж не обижайтесь, таков приказ.

– Я понимаю, Валерий Павлович, – сказал Ковальчук, – принимайте оружие и спецсредства.

Забрав оружие, Чкалов сделал знак рукой, из люка появились пилоты, в которых Виктор тут же узнал Байдукова и Белякова. «Мистика какая-то. Тот же самый экипаж! Так не бывает! Хотя… А может, это как раз закономерно, что этот экипаж сложился? А вот самолет немного другой».

– Ну что же, добро пожаловать на борт, – сказал Чкалов, – тем более что вы у нас, как нам объяснили, вроде нового российского супергероя.

– Да это вы у нас супергерои! – улыбнулся Виктор.

– Нет, – с полусерьезным выражением объяснил Байдуков, показав на Чкалова, – вот он у нас супермагнат. У него сто семьдесят миллионов.

– Сове… э-э-э-э… соборян, которые работают на него, как и он на них.

– Точно. Господин командир, тут уж и в Америке про это слышали.

– Слышали, слышали… Давайте скорее заправляться и вылетать. Циклон смещается к западу.

– Валерий Павлович, – поинтересовался Ковальчук, – ну, а если бы мы другими людьми оказались, интересно, взяли бы вы нас или оставили в тундре?

– Взяли. А как же иначе? Знаете, года три назад после парада подходил ко мне Иосиф Виссарионович, говорили с ним об авиации, о перелетах… Так вот, он мне сказал такую вещь, которую я навсегда запомнил: «Человек для нас – это все». Понимаете? Не капиталы, не чины, не известность, а человек. Вот как.

…Под бочками обнаружился замаскированный люк в подземную емкость; запас топлива, необходимый для заправки «Туполева», был бы слишком велик для научной экспедиции и вызывал подозрение. «Интересно, как его сюда завезли, – думал Виктор. – Дирижаблями, что ли?» Ветер донес знакомый тепловозный запах солярки.

– Это что, у вас дизель стоит? – поинтересовался Виктор.

– Он самый. Дает на четверть увеличение дальности. Доводили вместе с концерном «Юмо». А нагнетатель в Коломне проектировали. Эту машину еще пытались в бомбардировщик переделать, иприт с него выливать, вон баки-то какие – шесть тонн почти! Но не получилось, и в серию не пошел. Так вот на задания и летаем. Из-за этой истории с бомбардировщиком еще Калинин с Туполевым ссорились, друг друга обвиняли во вредительской деятельности.

«Калинин? Это всесоюзный староста? Нет, это, наверное, конструктор Калинин, что того динозавра проектировал, на котором сюда летели. И они с Туполевым друг на друга телеги писали? И может, они так друг друга и посадили? В этой реальности? А в нашей? Вот черт, шляешься тут по чужим реальностям, а о своей ни шиша не знаешь. Вернусь, надо будет в инете порыться…»

– А воздушная подушка?

– Это как на катерах Левкова, а гибкое ограждение знаете кто придумал? Циолковский, учитель из Калуги. Он сейчас фильмы консультирует про полеты на Луну и в космические города. А что, вот так бы махнуть вокруг шарика, а? Интересно, какая Земля с высоты сто тысяч метров?

– Голубая.

– Вот и он тоже так думает.

Взлета Виктор так и не увидел. В тесном и узком как гроб фюзеляже вместо пассажирских кресел были парусиновые койки, и стояли они так, что иллюминаторов не было видно. Он запомнил бесконечно долгий разбег, когда их немилосердно трясло, и дикий визг компрессора воздушной подушки под полом. В самолете дрожало все, и Виктору казалось, что не пройдет и часа, как заклепки повылетают из своих гнезд и ажурная конструкция рассыплется в воздухе ворохом гнутых дюралевых листов и труб из нержавейки. Правда, радовало то, что кабина оказалась герметичной, точнее, почти герметичной – в ней повсюду что-то посвистывало, но давление не падало. Был и обогрев – даже, пожалуй, немного жарковато.