Следствие установило, что гибель людей произошла не в результате выстрелов на прямое поражение, а в сутолоке; двое из них были задавлены машинами, одного сразила пуля, которая срикошетила от стен тоннеля. Несколько человек получили ранения, были раненые и среди военнослужащих.

Московская городская прокуратура, проводившая следствие по этому факту, прекратила уголовное дело, посчитав, что нет состава преступления ни со стороны нападавших, ни со стороны военнослужащих, которые подверглись нападению.

Таким путем решили замять этот «эпизод», однако в последующем при расследовании уголовного дела по ГКЧП обвиняемые настояли на приобщении материалов происшествия в тоннеле под Калининским проспектом к общему делу для того, чтобы в ходе открытого судебного процесса показать всю абсурдность обвинений в гибели трех гражданских лиц в результате защиты ими Белого дома и якобы неспровоцированного нападения на них военнослужащих патрульного взвода.

А в августовские дни этот случай эксплуатировался вовсю. Спекуляций было невероятно много. Раздавались звонки Янаеву, Пуго, Язову, мне с обвинениями и угрозами.

ГКЧП по этому поводу немедленно опубликовал свое заявление, в котором осудил провокацию против военнослужащих, в результате которой погибло три гражданских лица.

По этому поводу примерно в два часа ночи 21 августа у меня состоялся разговор с Бурбулисом. Я обратил его внимание на провокационные действия лиц из числа так называемых защитников Белого дома. Сказал, что никакого нападения со стороны военнослужащих не было, напротив, в отношении последних была совершена грубая провокация. Бурбулис обещал разобраться и принять меры.

Далее я вновь сказал, что никакого штурма Белого дома со стороны ГКЧП не намечается, что кому-то надо подогревать слухи вокруг этого и что части, которые якобы будут принимать участие в штурме, продолжают находиться в местах постоянной дислокации и никуда не выдвигаются. Если, допустим, кому-то даже захотелось бы провести такой штурм, то это невозможно сделать по той простой причине, что специальные подразделения просто не успели бы подойти к назначенному времени к Белому дому. Бурбулис, в свою очередь, ссылался на достоверную информацию, называл час штурма — два часа ночи, три часа ночи, затем пять часов утра.

Проходил один срок, второй — никакого штурма не было, однако мне не показалось, что у обитателей Белого дома от этого поднялось настроение. Более того, создавалось впечатление, что они были явно разочарованы.

В ночь на 21 августа у меня состоялись два или три разговора с Ельциным. Ему я тоже говорил, что никакого штурма Белого дома не намечается. Разговоры были вполне спокойными. Я не почувствовал какого-то раздражения, более того, Ельцин сказал, что надо искать выход из создавшегося положения, и хорошо было бы ему, Ельцину, слетать вместе со мной в Форос к Горбачеву для того, чтобы отрегулировать ситуацию. Он предложил мне выступить на открывавшейся 21 августа сессии Верховного Совета РСФСР с объяснением обстановки и ответить на возможные вопросы.

Я посоветовался с Янаевым и дал согласие на вылет к Горбачеву в Форос и на выступление на сессии Верховного Совета России. Мы условились утром 21 августа решить технические вопросы и реализовать договоренность.

Теперь интересно посмотреть, как эта история выглядит в уже упоминавшемся опусе Хасбулатова «Технология переворота». Бывший спикер российского парламента утверждает, что «обманщик» Крючков якобы решил устранить Ельцина. С этой целью он пригласил Ельцина полететь вместе с ним и Лукьяновым в Форос к Горбачеву. С какой же целью? Оказывается: «…путчисты, конечно, начали готовиться к тому, чтобы сбить самолет, на котором будет лететь Ельцин. Тем более что они планировали сбить и тот самолет, который должен был привезти из Алма-Аты Ельцина еще 18 августа после подписания договора о сотрудничестве России и Казахстана».

Сделаем скидку на то, что эти строки писались в 1992 году. Тогда Хасбулатов был в зените своего положения. Он не предполагал, что вскоре сам окажется в чрезвычайно деликатной ситуации. Ну а путчистов, как он, видимо, предполагал, сгноят в тюрьме, поэтому о них можно говорить все, что угодно.

Удивляет странная логика его рассуждений. Если хотели сбить самолет, на котором Ельцин полетит к Горбачеву в Форос вместе с Крючковым и Лукьяновым, то выходит, что Крючков и Лукьянов решили заодно уничтожить и себя? Да, конечно, в те дни в ГКЧП не представляли себе, насколько может разыграться воображение у руководителей Белого дома, какие фантазии оно может породить.

Интересно, что думает по этому поводу Хасбулатов сейчас, после того как по воле Ельцина сам побывал в Лефортовской тюрьме?

Истекала ночь на 21 августа. Никакой штурм не состоялся, никакой атаки на Белый дом не произошло, не раздавались и снайперские выстрелы по его обитателям. Однако ночные события ясно показали одно: кое-кто в российском руководстве готов был пойти на жертвы, на кровь, жаждал их, и если надо, то, не задумываясь, бросил бы в огонь смерти столько жизней, сколько потребуется для достижения своих целей. Расчет был вполне очевиден.

Перед ГКЧП четко замаячила опасность кровопролития, вот этого Комитет никоим образом не хотел допустить.

Как упоминалось выше, еще вечером 18 августа мы условились, что ни в коем случае не пойдем на кровопролитие, и если появится такая опасность, то остановим свое выступление. И вот такой момент наступил!

Появились настораживающие сведения о поведении тех, кто с самого начала был на стороне ГКЧП. В Комитет госбезопасности, да и к Язову, поступили сведения о контактах одного из заместителей министра обороны СССР, а также командующего воздушно-десантными войсками Грачева с представителями российских властей.

Грачев, надо сказать, с самого начала, с утра 19 августа, стал устанавливать контакты с представителями российского руководства, в рамках которых бросал шары и в ту и в другую корзину. Так, на всякий случай, мало ли как будут развиваться события!

Утром 21 августа мне доложили о ночной коллегии Министерства обороны СССР, на которой был поставлен вопрос о необходимости вывода войск из Москвы, и прежде всего тяжелой бронетехники.

В постановке этого вопроса не было ничего необычного. Дело в том, что к тому моменту стало ясно, что ввод войск в Москву был ошибкой. Ситуация не требовала этого, и можно было бы вполне обойтись без этой меры. Поэтому уже 19 августа часть бронетехники стала выводиться из Москвы.

Это продолжалось и 20 августа, и в последующие два-три дня войска и техника были бы выведены из столицы. Но те, кто поднимал этот вопрос на заседании коллегии Министерства обороны, «пускали стрелы» в адрес ГКЧП, предлагали Язову отказаться от его поддержки.

Надо отдать должное мужеству и порядочности Язова. Он дал указание о выводе войск из Москвы, но не поддался на провокацию, не изменил делу, своим товарищам по ГКЧП. Решение маршала было правильным. Оно, конечно, не подняло ему настроения. Мы все почувствовали это утром 21 августа, когда он вдруг не явился на заседание ГКЧП, а направил своего представителя Варенникова.