– Мою лодку унесло бурей, а он стал мне надежным якорем. Мы были вместе. Знаешь, когда кто-то любит тебя больше, чем ты любишь себя, сделать ничего невозможно…

– Я понимаю. – Спаркс вздохнул так, словно выпустил из себя вспыхнувший было гнев. – А что же теперь… у вас с ним? И как же я?

Она пробежала пальцами по шерстяной косе на своей тунике.

– Он даже не просил меня остаться с ним навсегда. – Потому что знал, что не может просить об этом. – Он хорошо понимал, что никто и никогда не сможет занять в моей жизни то место, которое занимаешь ты, и что никто не будет для меня дороже тебя, и что никто и никогда не сможет нас с тобой разлучить. – Хотя он-то непременно попробовал бы это сделать; он же хотел попробовать – и попробовал! – Мун чувствовала, что и сейчас лицо Гундалину все время маячит между лицом Спаркса и ее собственным. Она старательно гнала от себя воспоминания о нем. – Он… помог мне отыскать тебя. – Он ведь ото всего отказался ради меня, он так много дал мне! А что дала ему я? Ничего. – И мы расстались, и он ни о чем меня не попросил. Я должна знать, я должна быть уверенной, что он… что с ним все будет в порядке, когда он покинет Тиамат.

Спаркс как-то хрипло рассмеялся.

– Ну а мы-то как? С нами-то все будет в порядке, когда они улетят? Когда мы окажемся среди тех, кто слишком привык к ним, когда мы вынуждены будем жить, постоянно вспоминая о них, а они словно постоянно будут заглядывать нам через плечо и напоминать о том, что мы нарушили свою клятву… Ведь нарушили, верно?

– Нет. И мы снова пообещаем им то же самое. Завтра – ради наших возрожденных душ. – Когда окончится эта ночь. Она подняла с дивана маску королевы Лета. Когда наступит рассвет. – Но я считаю, что мы никогда не нарушали прежней своей клятвы – по крайней мере, в сердцах наших.

Он успел один раз поцеловать ее, прежде чем она снова надела маску.

– А ты сам маску наденешь?

– Нет. – Он покачал головой. – Мне маска не нужна. Я и так слишком долго ее носил.

– М-да, черт меня побери! Совсем не так намеревалась я провести Ночь Масок. – Тор замолкла только для того, чтобы сунуть в рот еще одно сахарное, допьяна пропитанное ромом печеньице из пакета, который держала в руке. Она старалась любым способом оглушить себя, забыть о приближающемся конце света. Снова надвинув на лицо маску, она повисла на могучем плече Поллукса, казавшегося ей единственно надежным в редеющей толпе праздных гуляк. – И уж, во всяком случае, не в обществе какой-то жестяной кастрюли с перспективой всю оставшуюся жизнь заниматься чисткой рыбы. Черт, да я только в ванну залезу, как у меня морская болезнь начинается! И рыбу эту я ненавижу, пропади она пропадом! – Она уже кричала во все горло.

– Ну, здесь, сестра, ты не одинока! – Человек в маске сочувственно махнул ей рукой и скрылся вслед за своей избранницей за дверями дома терпимости. Тор посмотрела им вслед с завистью. Поллукс с непроницаемым видом смотрел куда-то вдаль. Почти все, кто хотел, к этому времени уже разделились на парочки.

– Мне очень жаль, что у тебя все так нескладно получилось, Top, – совершенно неожиданно проговорил Поллукс. – Если ты хочешь провести время с кем-то из людей, я не возражаю.

Тор воззрилась на него с изумлением и какой-то безумной уверенностью, что, хоть он и промолчит, ему это будет очень и очень неприятно.

– Не-а. Этим я когда хочешь могу заняться… а сегодня – наша с тобой последняя ночь, Полли.

Он не ответил.

Они уже совершили весьма сентиментальную прогулку вниз, до самых доков и портовых складов нижнего города, потому что Тор сочла, что лучше всего провести последнюю ночь Фестиваля в родных местах, там, где прошло ее детство, вспоминая юные годы, воскрешая в памяти те времена, когда она и думать не осмеливалась о том, чем стала теперь. Она надеялась, что воспоминания о тех светлых днях помогут ей пережить расставание с теперешней жизнью.

Интересно, подумала она, кто сегодня за казино присматривает? А разве там кто-то еще остался? Даже Герне куда-то исчез, эта блаженная Мун совсем его околдовала. Ну и провались он!.. Ей и так пришлось черт знает куда тащиться, чтобы отнести свои немногочисленные сувениры о тех днях, когда она была Персефоной, к своему сводному брату. Она, надо сказать, давненько его не видела, да и сегодня ей его застать не удалось – он уже ушел куда-то. Впрочем, они никогда и не были с ним близки.

– А ведь ты, пожалуй, мой самый большой друг, особенно нынче ночью, Полли. – Она вздохнула. – А может, и всегда. – Она села на какой-то пустой ящик возле заброшенного дома, чувствуя себя чрезвычайно уютно в старой рабочей одежде и давно знакомых кварталах. – Ты никогда не сволочился, сколько бы работы я на тебя ни наваливала и как бы мало монет тебе ни платила… Конечно же, я понимаю, что жаловаться ты не можешь, но разве это о чем-то говорит? – Она съела еще одно печеньице. Поллукс терпеливо сидел рядом и молча глядел на нее. Она вдруг заметила, как в его грудной клетке мигает красный огонек; в голове у нее словно что-то щелкнуло, однако она не стала на этом сосредоточиваться. – Неужели ты вообще никогда не переживаешь? А в глубине души у тебя ничего такого не бывает, кошки никогда не скребут, а? А я ведь, наверно, иногда и оскорбляла тебя, и обижала… Да нет же, вряд ли, слава богам! Надеюсь, что ежели и обижала, так не очень. Сам-то ты всегда был ко мне добр… – Она пьяно всхлипнула.

– Ты никогда не смогла бы обидеть меня, Тор.

Она уставилась в «лицо» робота, пытаясь расшифровать тайный смысл этих слов, произнесенных скрипучим бесцветным голосом.

– Ты так правда думаешь? Я хочу сказать, для тебя это на самом деле так? А может, я тебе просто нравлюсь?

– Да, ты мне действительно нравишься, Тор. Да, это правда. – Робот смотрел прямо на нее.

– Ну, откуда тебе знать?.. – Она улыбнулась. – А я-то считала, что ты и не должен! Что ты не можешь… ну… чувствовать что-нибудь… Я всегда думала, что ты… ну, тупой, что ли. Ты только не обижайся! – быстро прибавила она.

– В меня встроен достаточно сложный компьютер, Тор. Я запрограммирован так, чтобы не судить ни о чем, кроме вопросов законности. Но не судить ни о чем при столь высоком уровне технической оснащенности довольно сложно. Для этого меня надо было бы постоянно регулировать.

– Ах, вот в чем дело! – кивнула она. – А я-то вбила себе в голову, что ты простое разгрузочное устройство. С другой стороны, откуда бы, к примеру, роботу-грузчику знать, какая прическа мне больше к лицу, а? Или… – Она даже побледнела, припоминая. – Или о том, стоит ли доносить легавым о каждом подозрительном слове, услышанном на улице? – Она пожала плечами. – А разве не ты спас мне жизнь, Полли?.. – Она погладила его по груди. – Ах, черт побери, славные мы с тобой знавали времена, правда ведь? Помнишь, как тебя сдали мне в аренду? Боги, я тогда так собой гордилась! Я ведь думала, что с твоей помощью запросто чего хочешь достигну. Кто бы мог подумать… А ведь в какой-то степени я тогда права была. Тогда у меня, по крайней мере, ни малейших сомнений не возникало. Ох, не знаю я!.. – Она провела рукой по своим жидким прямым волосам. – По-моему, я еще немало времени в себя приходить буду, чтобы эту Персефону из головы выбросить. – Она посмотрела на свои руки, давно забывшие о мозолях. – Что это за лампочка все время у тебя мигает? Может, я что-то забыла для тебя сделать? – Она встала, пошатываясь.