Но сейчас она не собиралась вести с ними беседы о правах мутантов. Не тот был момент, не та обстановка.

Топтун, казалось, наконец справился с разочарованием. Лишь напоследок выразительно вздохнул, пожал плечами и закатил глаза, словно показывая, что выбор не одобряет, да что ж теперь делать.

– Еще кто-нибудь идет с нами? – спросила она.

– Да, еще сталкера прихватим и ботаника одного, – ответил Топтун.

– Это кого? – настороженно спросил Седой.

– Серега собирался с нами. Пусть идет. Вдруг и впрямь ученых найдем – ему хоть будет с кем потолковать на равных, вспомнить былое, – усмехнулся Топтун.

Седой как будто успокоился при этом известии.

– Ну, пусть идет, – согласился он.

– А откуда пойдем – с Киевской? – спросила она.

– Ты смотри – разбирается! – довольно хмыкнул Седой. – Нет, Катя, у нас другой план. Хотим по подземному туннелю пройти.

И увидев изумление в ее глазах, пояснил:

– От Спортивной один туннель отходит, который ведет в направлении Университета.

Развернув сложенный вчетверо тетрадный лист, он показал непонятную схему:

– Вот видишь, некоторые думают, что он прямо через подвалы Университета проходит. Метро-Два, слышала про такое? А если нет, то хотя бы где-нибудь на Воробьевых горах окажемся, – он ткнул пальцем в чертеж, – а отсюда уже рукой подать. Господи, как давно я не был в тех местах! – вдруг с чувством сказал он. – Самому не верится, что снова увижу Воробьевы горы.

Она усмехнулась про себя. Рожденные до Катастрофы помнят много лишнего. В этом их сила – и в этом их слабость.

– Только вот что с воротами будем делать? – хмыкнул Топтун.

– Ничего, на месте разберемся, – загадочно сказал Седой. – Есть у меня идея…

Она совсем было успокоилась. Задача, кажется, была даже проще, чем ей показалось сначала. Если они готовы столько платить за прогулку по туннелям, это их проблемы. И все-таки что-то ее настораживало. Где-то здесь был подвох, только она пока не понимала, где именно.

– Выходим завтра утром. До Спортивной на дрезине доедем – я договорился, – сообщил Седой. – Вечером еще обсудим подробности.

* * *

Но вечером они уже почти ничего не обсуждали. Сидели у костра – Рохля, Седой, еще один военный, сосредоточенный и сдержанный, его фамилию она запомнила – Ермолаев. И мужчина лет сорока, видимо, тот самый «ботаник» Сергей, на которого она сначала почти не обращала внимания. Он тоже был в военной форме. Волосы светлые, с проседью, лицо усталое. В разговор сначала вообще не вступал – рисовал что-то в блокноте. Впрочем, говорили они, с ее точки зрения, обо всякой ерунде. Она решила, что Седой просто хочет заранее познакомить между собой участников экспедиции. Пожалуй, это было правильно. «Умный старик, – подумала она. – Хотя и вредный». Седой то и дело называл ее то пианисткой, то радисткой и довольно хихикал, будто сказал что-то ужасно смешное. Видно, это была шутка, понятная только ему.

– А может быть, зря идем? Может, в тех подвалах нет никого? – спросил сталкер Ермолаев.

– Да наверняка есть, – решительно сказал Седой. – Ведь само здание-то стоит до сих пор. А ведь там плывун, оно с самого начала держалось только за счет того, что в подвалах установили криогенные установки, почву замораживали. Значит что? Значит, они до сих пор работают? Иначе бы все рухнуло.

Но голос его прозвучал как-то неубедительно. Сергей, сощурившись, посмотрел на него так, словно хотел возразить. Но ничего не сказал.

– А может, на самом деле оно и рухнуло давно, – произнес Ермолаев.

– Нет, рассказывали люди – стоит пока.

– Да мало ли, что люди болтают. Им еще и не то может со страху привидеться. Они хотят увидеть здание – вот им и кажется, что оно там есть. А на самом деле это все мираж, обман, наваждение.

– Да ну тебя, Ермолаев, помолчи лучше! – с досадой сказал Седой.

– Интересно, а мутанты в туннелях за Спортивной водятся? – спросил Рохля.

– Вроде пока не слышно было, – ответил Ермолаев.

– Ничего, если встретим, Катерина с ними договорится. Она им практически родственница, – хмыкнул Седой. Что-то он начинал ее все больше раздражать.

Сергей поглядел на нее внимательнее.

– Почему родственница? – спросил он. Голос был с хрипотцой, но приятный. Можно так и звать его – Ботаник, подумала она. Но почему-то не шло к нему это прозвище. А другого она придумать не могла.

– Ах, да, Серега, я ж забыл тебе сказать. Катя, проводница наша, – не простая девушка, особенная. В темноте видит. Может, и еще какие способности выдающиеся есть у нее, о которых пока молчит, – насмешливо протянул Седой.

Она ждала, что сейчас и Сергей изменится в лице и тоже пренебрежительно скажет какую-нибудь колкость. Не дождалась. Подняла на него глаза. В его взгляде было только любопытство.

– А откуда ты? На какой станции родилась? – спросил он без тени насмешки, вполне дружелюбно.

Вот этого им знать не надо. Она пожала плечами.

– Кэт ниоткуда. Прикольно! – сказал Рохля. Но так беспечно сказал, что она не обиделась. – Кэт ниоткуда заведет нас в никуда.

Седой ожег его мрачным взглядом, но не стал делать замечания. Хотя видно было – веселья Рохли он вовсе не разделяет. Она даже посочувствовала Седому – похоже, основные хлопоты легли на него, и он один из немногих, кто представляет, насколько опасен путь. Ну, может, еще Ермолаев, у которого такой серьезный вид. Все остальные о проблемах думать не хотят – Рохля, видно, по жизни раздолбай и воспринимает поход скорее как приключение, Сергей тоже весь в своих мыслях…

– Прости, если тебе неприятно об этом говорить, – сказал он. Она уставилась на Сергея во все глаза. Крайне редко кто-нибудь вообще давал себе труд поинтересоваться, что ей нравится, а что нет. Очень редко. Практически никогда.

– Просто я думал, что на Филевской линии… – начал было он и смутился. Это тоже было удивительно. Она не привыкла к такому.

– Живут мутанты, – невозмутимо продолжила она за него, – и что я – одна из них. Я вовсе не обижаюсь. Но я действительно не знаю, где я родилась. Моя мать умерла, когда я была маленькой. Я росла у чужих людей на Динамо.

Она специально продумала легенду заранее, выбрала оживленную станцию, где легче затеряться. В подземных швейных цехах Динамо, снабжавших чуть ли не все метро кожаными куртками, трудилось множество женщин. Проверить ее слова было практически невозможно.

– Если бы ты сама не сказала, никогда бы не подумал, – сказал Сергей.

Верно. Она могла бы им и не говорить ничего. Но если бы не умение видеть в темноте, ее услуги ценились бы куда дешевле. Наниматели чаще все-таки предпочитали проводников-мужчин, и нужен был какой-то козырь, чтобы соперничать с ними.