В лагере Графа Витгенштейна, как в Тарутине, не знали нужды, жили в изобилии, чему способствовало неограниченное усердие Псковитян, имевших счастие видеть, что главным вождем сил Александра был тогда один из их земляков – Кутузов. Они несли в дар Отечеству что могли: деньги, хлеб, скот, подводы. Псковская губерния служила главным источником продовольствия для корпуса Графа Витгенштейна, а также подвозила съестные припасы из Новгородской губернии. С Июля месяца были отправляемы через Псков на Себеж 10-дневные пропорции сухарей, овса, мяса и вина на 35 000, а с 5 Сентября на 55 000 человек. Псков и Остров были главными складочными, а Люцин и Себеж развозными местами, откуда продовольствие отправлялось по следам корпуса Графа Витгенштейна. Великолуцкое дворянство предложило пожертвовать всем хлебом, снятым с полей, за оставлением только необходимого количества, не требуя ни денег, ни квитанций. За хлеб, обращенный из сельских магазинов на сухари, Порховское дворянство не просило никакой платы. Пожертвование Псковской губернии хлебом, деньгами, овчинами, подводами и прочим превышало 14 миллионов рублей, полагая самые умеренные цены и не включая в то число взятого из сельских магазинов хлеба. Более 100 000 подвод были в беспрестанном движении по Псковской губернии. Кроме того, крестьяне охотно оставляли свои занятия и вспомоществовали земской полиции, особенно для препровождения большого числа пленных. По великому скоплению раненых, все дома в губернии были ими заняты, а от недостатка врачей происходили заразительные болезни и сильная смертность. Ни чрезвычайные повинности, ни близость театра войны, ничто не нарушало спокойствия. Гражданский Губернатор Князь Шаховской, имея Высочайшее повеление доносить в собственные руки Императора о чрезвычайных по тогдашним обстоятельствам случаях, писал в одном донесении: «Народ, пребывая в безмятежном спокойствии и горя любовью, усердием и ревностью к Вам, Государь, и Отечеству, готов во всякое время единодушным восстанием противиться неприятелю, дерзающему покушаться нарушить общественное спокойствие»[413].

По обоим берегам Двины Граф Витгенштейн рассылал партизан ловить неприятельских фуражиров и бродяг; ежедневно приводили их от 50 до 100 человек. Летучие отряды также восстановляли порядок в тех волостях Витебской губернии, где пребывание неприятелей производило своеволие. Для прекращения там безначалий помогали партизанам разъезды, которые, по совершенному недостатку воинских команд в Псковской губернии, были на границах ее добровольно учреждены Псковитянами. Разъезды ходили, с одной стороны, по дорогам к Белому, Поречью, Велижу и Усвяту, с другой к Динабургу, Крейцбургу и Риге. Из находившихся при корпусе Графа Витгенштейна партизан сделались известными: Полковник Непейцын, Майор Бедряга и войска Донского Полковник Родионов. Последний до такой степени тревожил неприятеля, что Сен-Сир посвятил несколько страниц в своих «Записках» описанию его набегов. Непейцын уже 20 лет жил в отставке, потеряв еще под Очаковом ногу, оторванную ядром. Несмотря на свою тяжелую рану, явился он к Графу Витгенштейну, получил начальство над летучим отрядом и делал удачные поиски. Встретив на дороге шедшее из Петербурга ополчение, он сказал ратникам: «Вот, ребята, я и без ноги, а уже успел поколотить злодеев; постарайтесь и вы хорошенько!» – «Не бойсь, – отвечала в один голос дружина, – не положим на руку охулки; дал бы Бог только дойти до них!» Петербургское ополчение сдержало слово. Первое отделение его прибыло к Графу Витгенштейну 28 Сентября, второе 5 Октября. На марше из Петербурга соблюдаемы были все военные правила; на дневках производились ученья. Стараясь ввести более воинского порядка между ратниками, Государь велел прикомандировать к каждой дружине по 32 человека из армейских полков и солдатам сим идти в походе вместе с ополчением. Офицеры шли у своих взводов, с ранцами на плечах. Несмотря на дожди и грязь, ополчение делало самые большие переходы и отсталых не было. Вдруг на дороге поразила его весть о занятии Москвы. Первое впечатление было, как и везде в России, ужасно, но потом горестное известие исполнило дружины, как и всех Русских, новым мужеством и мщением. Ратники ускорили шаг, жаждя встречи с неприятелем. Граф Витгенштейн нашел в ополчении такую исправность и такой воинский дух, каких не ожидал от землельцев, недавно покинувших соху, предводимых офицерами, до того времени чуждыми военному ремеслу. Он приказал размещать дружины во время сражения по армейским полкам, составляя из них резервы.

По прибытии в лагерь среди ополчения служили молебен. Начальники поздравляли ратников с достижением цели. «Вот уже и неприятель близко, – сказал начальник 1-й колонны, Бегичев, – мы должны исполнить то, для чего Государь и Отечество нас послали. Бог нам помощник: мы Ему молились. Дело наше святое; неизвестно еще, кому из нас судит Бог положить живот за святую Веру Его, и потому должно приступать к нему с чистой совестью. Если кто из вас недоволен и сердится на кого-либо из товарищей или начальников, примиритесь братски и оставьте всякую злобу. Я, как старший, более всех, может быть, досадил вам – простите меня!» При сих словах начал Генерал со всеми обниматься; офицеры и ратники отвечали ему взаимным целованием. Вот одно из самых трогательных доказательств силы и действия Веры над сердцами Русских воинов: таинственный обряд обречения на смерть истинных сынов Отечества, хотевших ценой жизни исторгнуть победу из рук вражеских! 3 Октября, когда прибыло к Полоцку второе отделение ополчения, пришел из Риги в Придруйск Граф Штейнгель с Финляндским корпусом. Это было накануне дня, назначенного Графу Витгенштейну к наступательным действиям.

Причины бездействия армий на Волыни. – Ночное нападение при Чарукове. – Соединение Дунайской армии с 3-й Западной. – Наступательное движение их к Любомлю. – Отступление Князя Шварценберга. – Верность губерний Волынской и Подольской и Тарнопольской области. – Подвиг Подольского православного духовенства. – Опорожнение Киева. – Отъезд Тормасова в Тарутино. – Чичагов принимает начальство над двумя армиями. – Князь Шварценберг становится у Бреста. – Предположение атаковать его. – Отступление Князя Шварценберга. – Набег на Слоним. – Действие Чернышева в Варшавском Герцогстве. – Дело при Бяле. – Расположение отдельных армий и корпусов.

В таком же спокойствии, как Макдональд и Сен-Сир на Двине, стояли вдоль Стыри Князь Шварценберг и Ренье. Продолжительное бездействие воюющих сторон у Риги, Полоцка и на Волыни, в течение Августа и Сентября, составляло совершенную противоположность с кровавыми явлениями, происходившими в то время между Смоленском, Москвой и Тарутином. Как сам Наполеон был убежден, что в Москве должен разрешиться гордиев узел его нашествия на Россию, так в том же уверены были и генералы, оставленные им в тылу его главной армии. Внимание их было обращено более на Москву, нежели на Русские войска, находившиеся против них.

Со времени отступления своего от Городечны за Стырь Тормасов не трогался с места, в ожидании войск, веденных Чичаговым, а Князь Шварценберг, во весь Август, не тревожил его ни разу и дал время прийти к нему Дунайской армии, колонны которой, в первых числах Сентября, начали приближаться к Дубно и Острогу, откуда тянулись к Луцку. Тогда только неприятельские генералы вышли из бездействия и стали делать обозрение. Особенно хотели они знать: вся ли Дунайская армия направлялась на Луцк и не обратилась ли часть ее на Житомир?[414] Последнее обозрение производил 7 Сентября Генерал Цехмейстер, с отрядом, состоявшим из Ореллиева легкоконного полка и 6 эскадронов Поляков и Саксонцев. В следующий день посланные на левый берег Стыри казаки взяли в плен 40 австрийцев и узнали от них, что Цехмейстер расположился с отрядом ночевать у Чарукова. Граф Ламберт вознамерился захватить австрийцев врасплох. Ночью, 8 Сентября, переправил он в Красном часть своей конницы и казаков; на 15 охотников Татарского уланского полка, знавших по-немецки, велел надеть цесарские каски и плащи и пустил их вперед. На оклик польского пикета наши охотники объявили себя за австрийский патруль и захватили пикет до последнего человека. Один поляк успел выстрелить из пистолета и тем произвел тревогу в лагере. Однако же Граф Ламберт так быстро ворвался в биваки неприятельские, что бывшие там 13 эскадронов австрийцев, саксонцев и поляков, не успев оседлать лошадей, бросились бежать. В плен взято 150 человек. Один эскадрон Ореллиева полка, с 5 штандартами, попал на окольную дорогу, где стоял поручик Граф Буксгевден со взводом Александрийских гусар. Он только что хотел скомандовать: «Марш-марш!», но гусары, одушевленные пламенным мужеством, не выждав команды, устремились на неприятеля и отбили штандарты, составившие единственные трофеи, когда-либо взятые русскими у австрийцев. Государь возвратил их тогда же при письме Австрийскому Императору.