на руку нападающим в начале схватки, теперь здорово им мешало – под прикрытием ветвей вояки успели достать оружие и организовать оборону, превратив хаос схватки в нечто куда более организованное, но не менее хаотичное. Из-за кустов летели стрелы, пара лохматых мужиков с грубыми копьями уже валялись на земле с распоротыми саблями животами, солдаты грязно ругались наводя глушила, а по дороге скакал сар Вейстраг с саблей наголо, выкрикивая приказы и отвлекая на себя внимание нападающих…

Солдат осталось в живых всего трое, когда из леса, с обеих сторон дороги раздались крики и шум какой-то возни. Тяжелые удары, несколько синих вспышек, истошный поросячий визг… А потом все как-то очень быстро закончилось и наступила тишина. Выжившие сгрудились у корней дерева, настороженно водя штыками по сторонам, с дороги прихромал потерявший лошадь Вейстраг.

Всем было понятно, что нападающие мертвы. Мятежники на своей территории редко отступали – знали, что выжившие солдаты доложат об атаке быстро, а по свежим следам рванут гарнизонные егеря с нюхачами и собаками. Но кто именно помог республиканским воякам оставалось загадкой.

А потом из леса, цепляясь дурацкой широкополой шляпой за ветки, вышел невысокий, розовощекий крепыш в длинном кожаном плаще. Он блаженно улыбнулся, вытирая топор чьей-то рубахой и с симпатией посмотрел на солдат. Те недоуменно смотрели в ответ.

– Назови себя! – требовательно вскинул саблю сар Вейстраг. – Именем Короны!

– Жердан, – улыбнулся незнакомец. – Нихера не…

– Я тоже, – заметил еще один Жердан, выходя из леса с другой стороны дороги, – Что он хочет?

– Кто вы такие? – голос у Вейстрага дрогнул, когда за его спиной затрещало и сквозь ветви дерева проломился очередной крепыш. В точно такой же одежде, только со странного вида копьем, окровавленным и почему-то дымящимся.

– Млааадший! Что он…?

– Я тоже не понимаю.

– Другой младший.

– Я тут, – вывалился из кустов четвертый Жердан. Он был без плаща, зато в кирасе и с длинной веревкой в руках. – Привязал. Хрюкает.

– Спроси, это вот эти пидоры сожгли нашу…

– Лодку?

– Сейчас…

Окруженные солдаты испуганно переглядывались. А офицер медленно бледнел от ярости, крепче сжимая саблю. Кем бы ни были эти чужаки, никакого уважения к его зеленой ленте они не испытывали, а в разговорах на проклятом Тогвием канторском отчетливо звучали оскорбления.

– Эээ… сар…– заробел самый младший Жердан, с опаской глядя на Вейстрага, – Мои братья спрашивают…

– Про лодку…

– Спроси.

Услышав родной язык офицер обрадовался. Деревенский говор северных провинций трудно с чем-либо спутать, да и выглядел этот четвертый не так угрожающе. А значит – обязан будет подчиниться аристократу.

– Это вы… пидоры, нашу лодку сожгли? – решился Самый Младший, – Или те, в лесу?

Вейстраг опешил. А чужаки, совершенно не обращая на него внимания, продолжали что-то обсуждать.

– Быстрее надо.

– А то шарки…

– Поднимутся.

– Поднялись бы уже.

– Да как вы смеете? Какую лодку? – взревел офицер, – Ублюдочные смерды, вы все пойдете под с…

Солдаты испуганно зажмурили глаза. Вейстраг замахнулся саблей и вдруг обвалился кулем, решив поделиться своими мыслями с окрестными деревьями.

– Охеревший какой-то, – глубокомысленно заявил Жердан Старший, меняя банку.

– Воздух тут такой…

– Да. Весна.

Самый Младший Жердан смотрел на безголовый труп округлившимися глазами, в которых испуг стремительно сменялся детским восторгом. Потянувшиеся было к оружию солдаты медленно поднимали руки.

– Интересно, тут еще умники… есть? – почесал щеку Жердан Младший.

– Нет, – с жутким акцентом ответил пожилой солдат с шикарными густыми усами, поводя рукой в сторону истекающих багровой капелью крон деревьев. – Это был эээ… Это были мозги нашего десятка.

Братья шутку оценили высоко, а старший даже рассмеялся. Но все равно спросил, сурово нахмурив брови:

– Так это вы лодку нашу…

– Сожгли?

– Не мы – мятежники. А его, – указал старик на тело, – Его убили… Тоже они. Мятежники. Мы все свидетели.

Другие солдаты согласно закивали головами.

– Умом может быть одарен всякий, но лишь с опытом приходит… мудрость, – хлопнул солдата по плечу Младший, заставив того поморщиться от боли в раненой ноге. – Мы Жерданы.

– Нам бы…

– Лодку, – кивнул Старший.

– Большую? – уточнил старик, – Если маленькую, то тут рядом село есть. У меня там родня живет. А большую…

Он молча указал на север, где в семи милях ниже по течению стояла речная крепостница. Братья его жест не поняли, но на всякий случай мудро покивали. Они хотели большую, но…

– Мы там подсвинка…

– Изловили. На пиво бы… – мечтательно протянул Средний.

– Сменять.

Безголовый труп задергался, пытаясь подняться. Сидящие солдаты с истошными воплями отшатнулись, хватаясь за нательные святки.

– О, а этот…

– Поднялся, – заключил Старший, с размаху опуская топор. – Слушайте, а тут…

– Неплохо.

Даже с отрубленными конечностями свежеподнятый шарк продолжал дергаться. Руки слепо загребали землю, извиваясь как огромные бледные черви. Кто-то из братьев запалил поджигу, в воздухе запахло жженым волосом и жареным мясом.

– А что, дед, – задумчиво спросил Младший, подходя к орущим от ужаса солдатам, – Жерданы у вас в селе… имеются?

Глаза старика закатились и он потерял сознание.

Жарке плевать на время года. Зимой здесь чуть прохладнее, летом чуть жарче, но всегда – абсолютно невыносимо. Жарке плевать на шторма. Бури сглаживают величественные барханы, проливают пустыню насквозь… Лишь для того, чтобы через несколько часов на месте песчаных гор выросли новые, а вода бесследно исчезла, даровав еще несколько дней жизни местным обитателям. На которых, впрочем, Жарке тоже плевать. Старая поговорка кочевников гласит, что в мире невозможно сделать всего три вещи: остановить гигатрак на полном ходу, уговорить Попутчика высадить пассажира, и пройти по пустыне дольше часа, так и не увидев чьих-нибудь костей.

А кости – это эйносы. Заботливо очищенные песком, высушенные солнцем и отполированные ветром до зеркальной поверхности. Диковинные костяшки, зачастую делающие то, что среди дремучих дикарей цивилизованной части Гардаша может сойти за настоящее темное колдовство. Правда и защищает свои сокровища великая пустыня надежнее любого хранилища, ведь единственное, на что ей не плевать – это на то, что ты еще ходишь и дышишь.

Оазис ядовитых слез – самая южная точка в северном Гардаше,