Германии очень понравился такой подход британцев. Канцлер Вирт заявил послу Британии лорду д’Абернону, что «Германия является аванпостом Англии на континенте, или, даже лучше сказать, аванпостом англосаксонской цивилизации. Нам, как вам и Америке, необходим экспорт, мы можем жить лишь за счет торговли. Именно такой должна быть политика наших трех стран»[1252]. Однако германская идея благотворной англо-американской финансовой гегемонии в Европе была всего лишь фантазией. Вашингтон не намеревался поддерживать взгляды Ллойда Джорджа. Помочь продовольствием – это одно, но сама мысль о ведении прямых переговоров с Советами была для Вашингтона совершенно неприемлемой, и он отказался от приглашения в Геную. В свою очередь, для Франции было очень чувствительным то, как Британия использует свою силу. Критики премьер-министра Бриана считали, что выдвинутая британцами идея общей европейской безопасности в меньшей степени обеспечивает защиту Франции, чем идея предоставления Германии иммунитета от активного принуждения к выполнению условий Версальского договора. Предложение пригласить на конференцию Советскую Россию, в то время как французские кредиты оставались неоплаченными, воспринималось как спорное[1253]. А уж приглашение на конференцию, проходящую в дружественной обстановке, двух стран-изгоев представлялось чуть ли не самоубийственным.

12 января 1922 года неугомонные представители правоцентристского большинства во французской палате депутатов добились отставки Бриана. На смену Бриану пришел Раймон Пуанкаре. Нового премьер-министра Франции часто изображали как карикатуру на узколобого шовиниста. Вскоре он стал мишенью в ожесточенной пропагандистской кампании, поддерживаемой Германией и Французской коммунистической партией, которая представляла его поджигателем войны, чья секретная дипломатия в отношениях с Российской империей и стала истиной причиной начавшейся в августе 1914 года войны[1254]. Эта интерпретация исторических событий нашла рьяных приверженцев среди позднего поколения сторонников линии Вильсона в англоязычном мире[1255]. Однако для Пуанкаре (в не меньшей степени, чем для Клемансо, Мильерана и Бриана) приоритетная задача состояла в сохранении союза с Британией. При этом его взгляды на европейскую безопасность отличались от тех, которые на Вашингтонской конференции предлагались в качестве образца.

23 января 1922 года Пуанкаре направил в Лондон предложение заключить военную конвенцию сроком на 30 лет, предусматривающую взаимные гарантии, направленные против Германии. Ллойд Джордж воспринял это как катастрофу. Он напомнил Пуанкаре, что всегда был верен союзу между Францией и Британией. Даже на пике империалистических разногласий в период Фашодского кризиса 1898 года Ллойд Джордж считал безумием конфликт между «двумя демократиями». Теперь Ллойд Джордж указывал Пуанкаре на враждебное отношение со стороны либеральной и лейбористской оппозиции в Британии, решительно выступавшей против любого участия в проблемах континента[1256]. Противостояние между британской и французской демократиями создаст почву для «величайшей катастрофы в истории Европы»[1257]. Однако доводы Ллойда Джорджа не были услышаны. Пуанкаре понимал, что на запланированной на апрель конференции в Генуе на карту будет поставлена репутация британского премьер-министра. И это давало Пуанкаре преимущество.

Генуэзская конференция приближалась, а Франции по-прежнему приходилось отчаянно отбиваться от требований иностранных кредиторов. Германия была на грани банкротства, а в Европе, где финансовая ситуация и без того была тупиковой, назревал новый кризис. После того как премьер- министром стал Пуанкаре, Комиссия по репарациям предоставила Германии временную отсрочку по платежам, но лишь при условии, что Берлин представит на утверждение Комиссии подробный план налогово-бюджетной консолидации[1258]. Вопреки ожесточенному сопротивлению германских предпринимателей, правительство Вирта выполнило требование союзников. Оно согласилось на то, чтобы поднять налоги, взыскать обязательные внутренние долги, взимать таможенные пошлины золотом, поднять внутренние цены на уголь и повысить железнодорожные тарифы, обеспечить автономность Рейхсбанка и ввести валютный контроль, препятствующий оттоку капитала[1259]. Важным элементом такой налогово-бюджетной консолидации был давно обещанный отказ от субсидирования продуктов питания, который позволял сэкономить миллиарды марок, но требовал повышения цен на хлеб на 75 %. Политические издержки были очевидны.

В начале февраля 1922 года при канцлере Вирте произошла единственная крупная забастовка рабочих государственного сектора за всю историю Германии. Сначала Вирт намеревался принять жесткие меры, использовав чрезвычайные полномочия, предусмотренные конституцией Веймарской республики. Но даже Карл Зеверинг, который в 1920 году стоял во главе восстания коммунистов в Руре, а теперь занимал пост министра внутренних дел Пруссии, действуя достаточно жестко, делал тем не менее все, чтобы избежать всеобщей конфронтации. «Следствием станут грабежи и нехватка продуктов. Потом в качестве последнего средства будет задействован рейхсвер, а затем мы получим гражданскую войну»[1260]. Такого развития событий удалось избежать, но выплаты по репарациям, срок которых подходил 18 марта 1922 года, опустошили валютные запасы Рейхсбанка. 21 марта 1922 года Репарационная комиссия заявила, что Германия может приостановить выплаты до 15 апреля, но при условии, что она сейчас же даст согласие на проведение в ближайшие недели налогово-бюджетной консолидации. Рейхстагу до конца мая предстояло провести голосование по вопросу о сборе дополнительной суммы в 60 млрд марок в виде налогов. По сути дела, государственная финансовая система Германии была под международным надзором. Находившиеся в Париже переговорщики по вопросам репараций предупреждали Берлин, чтобы тот не проявлял чрезмерного усердия. Угрозы, прозвучавшие 21 марта, были на самом деле смягченным вариантом еще более далеко идущих требований, выдвигаемых Францией. В Париже вновь зазвучали разговоры об «османизации» Германии[1261]. Правительство Германии восприняло эти новые требования как серьезное нарушение суверенитета государства и новую попытку низвести Германию до уровня стран второго или третьего разряда, включив ее в число тех, которые однажды были вежливо названы семьей народов. И если правила устанавливал не Ллойд Джордж, а Пуанкаре, то обоснованность визита Ратенау и Стиннса в Лондон в декабре 1921 года оказывалась под вопросом[1262].