— Но ты… — начала она и замолкла, ощутив сильные толчки сердца. — Ты виноват?

— Эх, Верунчик!.. — Он качнул головой. — За все, что делается на флотах, и хорошее и плохое, отвечает главком!

— Тебе час тому назад звонил Хрулев, — сообщила жена, ставя на стол ужин. — Я сказала, что ты еще на службе. Обещал перезвонить.

— Ну-ну, пусть звонит, видно, ему что-то надо.

И тут раздался звонок телефона. Это был Хрулев.

— Что волнует начальника тыла Вооруженных Сил?

Хрулев ответил, что ему звонил адмирал Октябрьский, просит топлива.

— Понимаешь, Николай Герасимович, мы же недавно сидели с тобой у Булганина и Василевского, был там и Октябрьский. Все, что мог, я Черноморскому флоту выделил. А ему этого, видите ли, мало, давай еще. Ну и цепкий твой Филипп Сергеевич. Я говорю ему, что у меня нет топлива, а он грозится послать телеграмму Молотову.

— Если просит — надо дать, Андрей Васильевич, — сказал Николай Герасимович. — Мне комфлот не звонит, потому что у меня нет топлива. А кроме того, на моих плечах еще три флота, не считая флотилий. Чем я могу тебе помочь? Филипп Сергеевич такой, что шарахнет телеграмму самому Сталину, даст как депутат Верховного Совета СССР, и я не могу ему запретить.

— Хитер же ты, Николай морской! — сердито гаркнул в трубку Хрулев. — Ладно, придется брать из своих резервов, но министру я все же доложу.

Вера Николаевна так разволновалась из-за неудач у мужа, что всю ночь не спала. Она ворочалась, тихо вздыхала, чтобы не слышал муж, в голову лезли всякие мысли, и одна из них вытеснила остальные: а вдруг его снимут?! Она встала с кровати и на цыпочках подошла к мужу. Он лежал на спине и спал. В окно светила бледная луна, отчего его лицо казалось белым, как стена. Она вернулась к себе и снова легла. Какое-то время в комнате было тихо, потом она услышала, как муж поднялся, пошел на кухню, выпил там воды и вернулся. «Значит, он не спал, а когда я подошла, притворился, закрыл глаза», — решила она. Всю ночь у них не звонил телефон, что случалось редко. Но Вера Николаевна так и не уснула. Едва в окно брызнул свет, она встала, умылась и пошла на кухню готовить мужу завтрак. Он подошел к ней, положил теплую ладонь на ее плечо.

— Ты что, голубушка моя, ночью не спала? — Он заглянул ей в глаза.

— Что?! — встрепенулась жена. — Я спала… Мне даже сон приснился. Будто мы с тобой в Севастополе, яхта стрелой несется по воде, я от страха прижалась к тебе, казалось, вот-вот она опрокинется и мы окажемся в воде. Я-то плавать не умею… От страха проснулась.

— Вера, давай завтрак, мне пораньше надо на службу…

Август, 1946 год.

День клонился к вечеру. Дарья накопала на огороде картошки, и, пока готовила ужин, совсем стемнело. Кто-то постучал в дверь. «Наверное, Егор пришел», — подумала она о соседе: с его дочерью Юлей дружил ее сын Петр.

Дарья сняла крючок и открыла дверь. На пороге стоял улыбающийся Петька! Он был в морской форме, на золотистых погонах тужурки сверкали звездочки.

— Сынок!.. — Она обняла его, расцеловала. — Проходи, я как раз ужин приготовила. Дал бы мне знать, что едешь, я бы встретила тебя на вокзале.

— Я торопился. — Петр вошел в комнату, поставил у дивана чемодан, затем снял тужурку. — Теперь твое чадо — лейтенант корабельной службы! Мне дали недельный отпуск, побуду дома, а потом махну на Тихоокеанский флот. Получил назначение на подводную лодку.

Дарья села на диван.

— Я рада, сынок. А почему ты не поехал на Северный флот, где мы с тобой жили и где твой отец плавал на лодке? И твой дед Максим там служил боцманом на тральщике.

— Я просил начальство послать меня в Полярный, но мне отказали, — грустно произнес Петр. — Говорят, теперь я человек военный и обязан ехать туда, куда меня послали. — Петр повесил фуражку на вешалку. — Юля дома, не знаешь?

— В Саратове она, сынок, — ответила мать и уточнила: — Только вчера уехала, а Егор с утра укатил на бричке на свой огород копать картошку. Жену свою Ульяну похоронил в прошлом году, теперь на его плечи легли все заботы о доме. — А про себя подумала: «Хорошо Егору — хромой, потому его не взяли на войну. А мой Федор голову сложил…»

— Юля, что, приглянулась тебе, сынок? — спросила Дарья.

Петр зарделся.

— А что, разве она плохая девушка?

— Бог с тобой, сынок, о чем ты! — замахала руками Дарья. — Юля хорошая девушка. Мне вот помогла закрыть банки с вишневым вареньем, посолить огурцы… — И после минутного раздумья вдруг промолвила: — Ты бы женился на ней!

Петр закусил губы.

— Вот приеду на флот, обживусь на подводной лодке, поплаваю самую малость и женюсь!

У Дарьи огоньками засветились глаза.

— Хорошо бы, сынок. Глядишь, и внука мне подаришь…

Уехал Петр во Владивосток, так и не повидавшись с Юлей. Перед отъездом он навестил ее отца Егора, выпил с ним. Егор отчего-то был грустный, попытался улыбнуться, но не мог: мысль о том, что Петр уезжает, так и не дождавшись приезда дочери, больно уколола его.

— Я, Егор Федорович, люблю Юлю и когда приеду в отпуск, заберу ее с собой, — признался Петр, глядя в его опечаленные глаза.

— Забрал бы ты ее сейчас, Петька, — тихо сказал Егор. — Вдвоем было бы там вам хорошо… — Он поднял стакан. — Что ж, выпьем за твою дорогу? — И он в два счета опорожнил стакан.

Дарья, проводив сына, загрустила. И это заметил Егор, когда зашел к ней узнать, нет ли от Петра писем.

— Пока нет, — глухо отозвалась Дарья. — Я вот о чем подумала, Егор. Сегодня исполнилось три года, как погиб мой Федор. Надо бы его помянуть. Как считаешь?

— По-людски надо бы, — согласился Егор. Он засуетился. — Ты вот что, Дарья, приготовь закуску, а я мигом смотаюсь в лавку.

— Погоди, Егор, я дам деньги…

— Федор был мне другом, а ты про деньги говоришь! — обиделся сосед.

После этого спустя неделю из Саратова приехала Юля. Вечером, едва на небе зажглись крупные, как осколки алмаза, звезды, а над деревней взошла щербатая луна, она пришла к соседке. Уезжая в Саратов, была веселой, улыбчивой, черные большие глаза сыпали искры, а сейчас ее лицо было грустным, каким-то отрешенным, будто ее кто-то сильно обидел.

— Ну, как там в городе поживает твоя сестра, ты ее видела? — спросила Дарья, усаживая соседку на мягкий диван рядом с собой.

— Хорошо Настя живет, потому как муж у нее человек надежный, — тихо ответила Юля. — Любит ее, души в ней не чает. Когда я была у них, он каждый вечер ворковал подле нее, как голубок. А вот детей у них пока нет. Настя очень переживает… — Она с минуту помолчала, потом достала из сумочки круглое зеркальце и взглянула на себя. — От стылого ветра губы мои затвердели, еще потрескаются.

— А ты помажь их вазелином, враз мягкими станут, — посоветовала Дарья. — Дать вазелин?